Кукушка

— Наверное, — осторожно согласилась та. — Может, и к дождю. А только вот что я скажу тебе, девонька: поживёшь с любимым человеком лет с десяток — начинаешь чувствовать его, как себя, какие бы дороги вас ни разделяли. Когда души срастаются, всё больно, где ни ущипни… Ты слушай, слушай, а как подрастёшь, сама поймёшь, что так оно и есть. Я вот смотрю на Жугу и думаю: а странный стал лисёнок наш, и правда. Будто чувствует кого-то или что-то, боль чужую, так же, как вот я. Да не одну чью-то боль, а всех сразу. Потому он и срывается, потому и бежит куда-то, чтобы хоть немного притупить её, помочь, утешить… Ох, Иисусе Христе, помилуй мя за мысли крамольные, но я и вправду думаю порой — не святой ли он, наш травник. Не дёргала бы ты его. Не это ему нужно сейчас.

Сусанна растерялась.

— Он мой друг! — выпалила она, не зная, что ещё сказать в своё оправдание. — Мой самый лучший ДРУГ!

Агата вздохнула, скомкала передник и снова покачала головой:

— С друзьями, дочка, так не поступают.

* * *

Лейденцы напали ночью, и при этом так внезапно, что испанцы даже не сразу поверили, что это горожане, — подумали сперва, что это скрытно подошли войска Оранского. А нападавшие были измождены, худы, вооружены кто чем, но рубились так яростно, будто это был последний бой последних людей на земле. Зачем они решились, для чего — войскам это было непонятно. Всё походило на какой-то акт отчаяния. Так или иначе, но испанцы быстренько опомнились и взялись за оружие.

Атака застала Золтана врасплох: он проснулся от пушечной пальбы и тотчас оказался в гуще мечущихся людей. Костры были растоптаны, повсюду мелькали бегущие тени, блестел металл, все ругались и кричали друг на друга.

— Что стряслось?! — прокричал он.

— Зеландцы, господин Хагг! — выкрикнул в ответ Иоганн. — Не иначе, решились на вылазку! Ах ты ж господи боже, подымайтесь скорее: надо ноги уносить, пока не поздно!

— Аш-Шайтан… — выругался Золтан и огляделся. — А лошади где?

— Да разве ж теперь разберёшь! Унеслись!

Вновь раздался залп. Соседний костёр разметало ядром, в чёрное небо взлетели искры, головни и комья земли. А с юга, словно шум прибоя, на них уже накатывались вопли, звон железа, грохот выстрелов и лошадиное ржание. Золтан не успевал сообразить, что, где и как. «Старею!» — мелькнула привычная мысль.

И вдруг он запоздало понял, что он вовсе не стареет, а уже постарел…

Они ещё пытались что-то сделать — отыскать коней, собрать пожитки, но прошла минута или две — и вал безумной мясорубки настиг их и подмял под себя. Золтан и Иоганн разом оказались в бушующей толпе, среди лязга железа, оскаленных зубов и выпученных глаз. С одной стороны сверкали фламандские мечи, раздавались вопли «Бей! Бей! Да здравствует гёз!», с другой рассекали воздух алебарды швейцарцев. Выбора у Золтана не было, он схватил единственное оружие, которое было под рукой, палаческий меч Людгера Мисбаха, выдернул его из ножен и ринулся в драку, по ходу дела вспоминая уже порядком им забытую технику боя двуручным мечом. Думать было уже некогда. Даже выбирать, на чьей стороне драться, ему не пришлось — круговерть боя сама вынесла его на сторону «своих», то бишь испанцев и их союзников швейцарцев. «Йах-ха! Йах-ха!» — крякали гельветы при каждом ударе. Работали они слаженно, словно дровосеки.

Но и лейденцы дрались как бешеные. Золтан позабыл про всё и орудовал мечом, как встарь, чувствуя, как болят окаменевшие от бездействия мускулы. Он бился в передних рядах, как и суждено бойцу с длинным клинком, ломая древки пик, срубая руки, подрезая ноги и бока, выбивая «яблоком» рукояти зубы, сворачивая носы, но силы были уже не те — дыхание сдавало, два или три раза он пропустил удар, а доспехов на нём не было. Кровь из раны на голове стала заливать глаза. В очередной раз замахиваясь мечом, Золтан вдруг почувствовал, как закололо в груди, и левая рука перестала его слушаться. Снизу вверх, под горло, подступили слабость и смертельный хлад, перед глазами пошли круги. «Сердце…» — успел подумать Хагг. Он услышал ржание, но то были ещё не кони апокалипсиса, — это всего лишь валлонская кавалерия пришла на помощь. Хагг начал падать. Кто-то подхватил его под мышки и, ругаясь, потащил в сторону. Их пинали и толкали. Меч, который Золтан так и не выпустил из рук, волочился по земле. Золтан запрокинул голову, чтоб рассмотреть своего нежданного спасителя, но тот уже оставил его и бросился в гущу боя, к своим.

Издалека раздался будто гром, и вряд ли это были пушечные залпы — это было что-то, куда более мощное, что вызывало дрожь земли. Что-то странное творилось к северу отсюда. Можно было подумать, будто кто-то провёл подкоп под стены города и ныне подрывает мины, но зачем тогда атака? Не станут же гёзы взрывать собственные стены! Золтан оперся на меч, попытался подняться — и не смог, только руку порезал. Звёздное небо пошло каруселью. Он остался сидеть, бессильно слыша, как Иоганес Шольц кричит где-то слева от него: «Господин Золтан! Господин Золтан!!!»

— Я… здесь… — прошептал он.

Потом были возникшая из темноты широкая конская грудь, удар и темнота.