Кукушка

– Пусть вас не смущает её внешность. Это её обвиняют в ведовстве, участии в бесовских шабашах, приготовлении запрещённых знахарских снадобий, а также в ереси и покушении на убийство.

– Gerr Gott! – с чувством сказал Золтан и неторопливо перекрестился. – Это слишком много для один человек: здесь хватит на три костра. Ja, я её видел. Её вина доказана? Каков есть corpus delicti?[39]

Монах вздохнул.

– Это-то нам с вами и предстоит установить. Справедливость требует, чтобы ведьма не была приговорена к смерти, пока не признает себя виновной. Вы не хуже меня знаете, что ведьму мало схватить, у неё ещё полагается вырвать признание в колдовстве. А это непросто. Нужно, чтобы она подтвердила свои показания на суде. Сonfessio extrajudicialis in se nulla est; et quod nullum est, nоn potest adminiculari[40].

Золтан поклонился:

– Не беспокойтесь. Знать и различать подобное – моя обязанность. Я ведьмин знак у тысяч женщин искал и около сотни их сжёг. Я весь внимание. Что требуется?

Тут брат Себастьян опять неожиданно задумался, вполоборота встал к окну и долго молчал. Яркий свет, льющийся через мелкие стёкла переплёта, резко очерчивал его профиль.

– Я в затруднении, – наконец признался он. – Как я уже сказал, случай нетипичный. Нетипичность заключается в том, что эта девушка, эта молодая… хм… ведьма носит ребёнка. Думаю, вы уже знаете об этом, у солдат длинные языки. Срок небольшой – я приглашал акушерку, она подтвердила. Тем не менее… – Он поколебался. – Тем не менее я считаю опасным подвергать её обычным, предусмотренным в таких случаях пыткам. Святая Церковь Христова сурова, но милосердна. Я вовсе не желаю причинять девице вред, но мои положение и сан, а также долг инквизитора обязывают доискаться истины и спасти заблудшую душу. Я искренне надеюсь, что здравый смысл возобладает, раскаянье снизойдёт на неё и она сама признается во всём. Но если дело всё-таки дойдёт до пыток, я хотел бы, чтобы их применял профессионал. Для этого я вас и вызвал. Вам раньше доводилось иметь дело с такими… случаями?

– С беременными женщинами? – с грубой прямотой уточнил Хагг. – Ja. Но не часто. И обычно судья был мало озабочен тем, чтоб сохранить будущий ребёнок. Это и есть вся… нетипичность?

Священник покивал:

– Увы, я понимаю вас: гражданские суды жестоки до чрезвычайности. Их тоже можно понять – мирские преступления требуют самого скорейшего расследования, и здесь все средства хороши. И всё же удивительное равнодушие общества к определённым формам жестокости не может не вызвать нареканий… Но к делу. Мы не проклятые протестанты и не еретическая Звёздная палата[41], поэтому всё будет по закону. В качестве предупреждения можете предложить её вниманию любые ваши инструменты и приспособления, вплоть до самых жестоких; это обычная процедура, тут у меня нет нареканий. Но в качестве реальных мер я бы предпочёл видеть что-либо более… щадящее. Она ни в коем разе не должна скончаться раньше, чем свершится правосудие.

– Значит, вы полагаете, дело может ограничиться тюремным заключением?

– Почему бы нет? – развёл руками отец Себастьян. – Такие случаи не редкость. Более того, чаще всего наказанием становится именно тюремное заключение. Да вот, зачем далеко ходить за примером: совсем недавно, этой весной, один такой пособник колдуна, трубочист из Гаммельна, отделался обычным murus largus[42]. Всё зависит от добровольности признания обвиняемой своей вины и тяжести оной. Главное, чтобы жертву постигло искреннее раскаяние. Итак, что вы предложите?

Золтан задумался. Многолетняя, въевшаяся в кровь привычка сдерживать эмоции, как всегда в такие минуты, взяла верх. По пустому, равнодушному выражению его лица стороннему наблюдателю непросто было догадаться, что происходит у него в душе.

А происходило многое.

Среди инквизиторов встречались люди разные. В глубине души Хагг был уверен, что в процессе дознавания и выявления истины всё зависит от того, какой человек берётся за дело. Брат Себастьян был и прав, и неправ. Если отрешиться от методов, инквизиция создала четкую и хорошо продуманную систему ведения следствия и судебного процесса, ставшую эталоном даже для гражданской власти. Что до жестокости, то эти свечи горели с обоих концов: жестокость шла не только сверху, но и снизу. Если только можно было так сказать, девчонке дико, неправдоподобно повезло, что её схватили сами церковники, без всякого доноса и людского оговора. В противном случае процесс уже давно бы состоялся. После множества публичных казней у народа уже вошло в привычку: если власти по первым, даже самым сомнительным слухам не принимают решительных мер и не прибегают к пыткам и сожжениям, народ сразу начинает вопить: «Эти судейские со своими жёнами и детьми пущай остерегаются! Их, должно быть, подкупили богачи, раз они так медлят! Все знатные семьи города предались магии; скоро можно будет просто пальцами показывать на ведьм! Но погодите, ваша очередь ещё придёт!»

Судя по происходящему в стране, их очередь уже пришла.