– Невеста, говоришь? Очень хорошо, – она имела способность при разговоре смотреть прямо в глаза, не меняя при этом вкрадчивой тональности. – Тогда контрольный вопрос на засыпку. Как её фамилия?
Я не ожидал такого допроса и ненадолго завис:
– Э-э-э… Степанова.
– Угу, Иванова, Петрова, Сидорова. Так я и знала. Ты её где-то уже по приезде в Москву подцепил.
Я даже поперхнулся от такой беспардонности:
– Марина Юрьевна! Я что-то не припоминаю, когда давал вам какие-либо брачные обещания.
– При чём тут я? Твоя примадонна мне каждые полчаса названивает. Солнце моё, ты почему не отвечаешь на её звонки?
Я немного разволновался и выговорился, чеканя каждый слог:
– Это не ваше собачье дело.
Но она меня оборвала, без всяких обид и эмоций на лице:
– Моё, мальчик, моё. Ты в нашей группе. И пока проект не закрыт, дорогуша, мне до всего есть дело.
– Но это здесь при чём?
– Всё при чём, всё при том, – она сняла волосок с моего костюма и дунула на него, отправив в воздухоплавание по просторам вестибюля. – Не изображай из себя идиота. Тебе это не к лицу. Я привыкла отвечать за всё. Ты не один в проекте. И пока инвестор с нами не рассчитался по полной программе, ты, Солнце моё, должен вести себя прилично. Позвони ей и успокой. А я со своей стороны никому не скажу, чем ты тут занимаешься. Значит, так: бери прямо сейчас телефон и звони. Чтобы я всё видела и слышала.
Я решил отвязаться от назойливой тётки. В чём-то она была права. Нельзя засовывать голову в песок. Но уж больно мне не хотелось вспоминать, что я любовник Королевишны и многим ей обязан. Все мои мысли, желания и чувства уже были поглощены интересом к Жанне. Я достал телефон. Он ещё на Ленинградском вокзале был переключен мной на беззвучный режим и благополучно забыт. Ого! 54 входящих звонка! 25 непрочитанных сообщений. Предчувствуя неприятные разбирательства и унизительные оправдания в присутствии посторонних, я неожиданно струсил и вместо номера Королевишны нажал номер матери:
– Привет, любимая. Извини, что давно не звонил. Здесь такая круговерть. Вечером премьера – ни минуты покоя. Суета страшная. Замордовали! – я сердито посмотрел в сторону администраторши. – Короче, всё хорошо, не волнуйся, я тебе позже перезвоню. Ну всё, целую. И я тебя.
Нагло уставившись на Марину, я вопрошающе мотнул головой:
– Всё? Или ещё что-то?
– Молодец! – она сделала шаг ко мне и стала поправлять костюм. – Хороший прикид. Тебе к лицу, – и практически без интонационного перехода продолжила: – Лимузин подъедет к отелю ровно в 15:00.
– Лимузин? Да от отеля до театра три минуты ходьбы. Мы пешочком дотопаем.
– «Пешочком» на пенсии будешь ходить, – она непринуждённо поправила бабочку на моём горле, – а пока ты будешь делать всё, что я тебе говорю. Ровно в 17:00 лимузин подвезёт вас к театру.
– Вот нафига это?
– Что?
– Мы целых два часа будем торчать в этом катафалке?
– Зачем торчать? Покатаетесь по Москве. Подышите свежим воздухом в парке. Но точно в назначенное время вы должны причалить к крыльцу этого очень культурного заведения. Ты меня понял?
– Понял, – буркнул я в ответ. – Всё?
– Нет, не всё. После премьеры запланирован твой выход на сцену.
– Я знаю.
– Ты стой и слушай спокойно, пока я говорю. Не дёргайся. Вполне возможно, что зрители начнут тебя расспрашивать.
– О чём?
– Обо всё, Феденька. Обо всём. О твоём жизненном пути, о биографии, где родился, женат или нет, какие у тебя сексуальные ориентиры и так далее. Так вот, если спросят, как ты попал на съёмочную площадку, что ответишь?
– У-у-у…
– Вот именно, Солнце моё, на этот вопрос ответить трудно. Значит, так: скажешь, что шёл по набережной Мойки и тут я к тебе пристала: «Молодой человек, хотите сниматься в кино?» И далее можешь плести как ты умеешь, всё, что в голову взбредёт. Ясно?
– Ясно.
Ясно. Мне стало ясно, что Марина Юрьевна уж очень ответственный чел в нашей съёмочной группе. И ей на самом деле до всего есть дело.
– Могу идти?
– Ещё секундочку, – старая дева наконец улыбнулась по-доброму. – Она в таком виде придёт?
Я вздохнул с выражением лица уставшего от суеты значимого человека и медленно достал айфон, на экран которого вывел фотографию Жанны, в красных туфлях на высоком каблуке и в вечернем платье.
По виду Сухарецкой трудно было определить, произвело на неё впечатление платье Жанны или нет. Но она тут же меня озадачила:
– Шея голая и декольте большое.
– Вам это не нравится?
– Мне всё нравится, Солнце моё. Но это непорядок.
– В смысле? – у меня в голове болезненно замельтешили мысли о разного рода табу. – Это запрещено?
– Напротив, это поощряется. Но это неприлично, когда декольте не прикрыто брюликами. Нужно колье.
– Оно, наверное, бешенных денег стоит.