Кукушонок

– Нам что: проблемные материалы вообще не печатать? Потому что в нашей с вами партии каждый кому-то сват, кум, брат или старинный приятель?

– Ишь ты, как заговорил! А ты у нас, выходит, исключение? Да если бы не стал моим зятем, где бы ты сейчас был?! – возмутился Иван Кузьмич.

– Уж не хотите сказать, что я ради родства с вами и теплого местечка женился на Дарье? – сделал вид, что оскорбился Жора.

– А то нет?! Давай договоримся на будущее: увидел недостатки – приди, скажи, мы поправим, а не выноси сор из родной избы на всенародное обозрение, не подрывай авторитет партии!

– Да он давно уже подорван! – огрызнулся Жора.

– Нет, ну ты посмотри, какой наглец! Поговори у меня! Пиши лучше свои заметки о парторгах, а с проблемами мы как-нибудь без тебя разберёмся!..

Жора на время притих, попыток выставить напоказ «язвы социализма» не повторял, тем более что никакие основы тот его материал все равно не потряс: от показателя «холостой пробег» освободили только ночную бригаду такси. Но впервые за всё время работы в газете он услышал похвалу в свой адрес: за соседним столиком в кафе его статью с одобрением обсуждали двое мужчин, припоминая свои ночные бдения в аэропорту.

И вскоре Горелова включили в резерв на должность главного редактора, и уже было готово решение бюро обкома назначить его на место шефа, просившегося на пенсию…

Провокатор

Однако наш герой избрал другой путь, безошибочно уловив, куда с приходом в Кремль нового генсека, которого тесть иначе как «Меченый» и «Говорун» не называл, подули партийные ветры. Подтолкнули к этому решению несколько, на первый взгляд, не связанных между собой событий.

Во-первых, командировка под видом инженера-ихтиолога в Юго-Западную Атлантику, где трудились траулеры местного рыбодобывающего флота. По прилету в Дакар, до отправки попутным кораблем в район промысла его разместили на советской базе отдыха моряков, расположенной в окрестностях столицы Сенегала, возле огромной банановой плантации, и в первый же вечер пригласили в советское посольство поделиться свежими новостями с родины.

Выступление перед дипломатами закончилось большим скандалом. Это была реакция на рассказ Горелова о событиях в мятежных прибалтийских республиках, требовавших себе большего суверенитета, и, особенно, – на его очень смелое предположение о том, что это только начало и что республики-бунтари, скорее всего, вообще выйдут из состава СССР.

– Ложь! – вскочил с места седой мужчина, оказавшийся секретарем посольской партячейки. – Не слушайте его, товарищи! Вы – провокатор, молодой человек! Этому никогда не бывать!

За ужином он зло сверлил Жору взглядом, что-то шептал сидящим рядом дипломатам, а потом и вовсе демонстративно ушёл из столовой.

Провожавший Горелова пресс-атташе Илья Осипов посоветовал забыть и наплевать:

– Упёртый мужик! Он всех нас тут по струнке учит ходить. Что ты хочешь: сын латышского стрелка! Тебе на промысел когда?

– Обещали через день отправить.

– Вот и ладушки. У меня на завтра больших дел нет, давай тебя покатаю, немного Дакар покажу: когда ты еще здесь побываешь.

Утром следующего дня паром высадил их на острове Горе, откуда две сотни лет назад работорговцы отправляли черных невольников в Америку.

– Жуткое место! – поёжился Илья в ставшей музеем бывшей тюрьме. – Представляешь, здесь рабов клеймили, набивали в эти крохотные камеры по нескольку десятков человек. Сутками, в ожидании отправки на корабли, они стояли в кандалах, без сна, еды, воды, тут же справляли естественные надобности. Смрад, вонь —ужас! Представляешь: здесь и в трюмах кораблей погибли шесть миллионов человек из прошедших этот ад и вывезенных отсюда двадцати!

Экспонаты музея: черепа, кости, кандалы усиливали гнетущее впечатление от рассказа добровольного гида, и Горелов вздохнул с облегчением, когда они вышли на наружу, где ничто не напоминало о страшном прошлом острова. Радовали глаз пряничного цвета дома на узких улочках, их ограды оплетала яркая зелень с распустившимися цветами, на площади рассаживались для молитвы паломники в белых одеждах до пят.

– Проникновенье наше по планете особенно заметно вдалеке? – процитировал любимого Высоцкого Георгий, увидев вырезанную на стволе росшего тут огромного баобаба надпись «Здесь был Ваня». – Наши люди и тут отметились?

– Ничего удивительного: сюда на экскурсии наших моряков возят, – пояснил Илья. – Какой-то придурок отличился, оставил о себе память на века. Давай-ка заглянем на пару минут к одному моему знакомцу и вернемся в Дакар.

Они подошли к двери в скале, которую им открыл, приветливо улыбнувшись, очень высокий, седой, красивый, с неожиданно по-европейски правильными чертами лица, черный человек. «Прямое доказательство многолетнего присутствия здесь колонизаторов – португальцев, французов, – пояснит ему потом Илья. – В здешних неграх много чужих кровей намешано».

– Баскетболист? – шепнул Георгий.

– Не угадал, бери выше: бывший генеральный секретарь союза художников Сенегала! У него в этой пещере мастерская. Извини, давай поздороваемся.