Кулаком и добрым словом

И толпа подхватила, пришла в движение. В воздух полетели шапки, шлемы. Люди славили мудрого князя, который оставил последнее слово за собой. Дюк, ошеломлённый такими словами, тихо вскочил в седло, пришпорил коня и исчез в облаке пыли. Кто-то дернул Никиту за рукав, отрывая от завораживающего зрелища. Кожемяка обернулся:

— Морозко, ты видел? — спешил поделиться увиденным Никита.

Но тот оборвал его на полуслове.

— Быстрей, пока князь здесь, а то потом не пробьемся!

— А я со всем этим, — Кожемяка развел руками, — и забыл совсем!

Они начали пробираться сквозь толпу поближе к княжьему крыльцу. Работая локтями, и отталкивая других страждущих, друзья, наконец, пробились к ступенькам крыльца, где были остановлены двумя дружинниками из теремной службы. На страже в этот день стояли известные в народе братья Эйты, усатый и бородатый. Они, скрестив копья, преградили друзьям дорогу.

— Куды прете? — прикрикнул один из них.

— Пусти! — напирал Кожемяка. — Дело у нас к князю! Важное!

Он вспомнил слова Добрыни, поднял указательный палец вверх, нахмурился и произнес:

— Дело государево!

Братья расхохотались:

— Какое — какое? Государево? Ща лопну со смеху! И где только славов таких нахватался? Оборванцы, а туда же, умничают! А ну, брысь отседова, пока взашей не погнали!

— А ну пусти, кому говоят! — вскипел Кожемяка, напирая на стражу.

Князь, услышав возню на крыльце, обернулся и недовольно бросил:

— Чего буяните? В порубе давно никто не сидел?

— Великий князь! — закричал во всю глотку Никита. — Мы от Добрыни с вестями, а нас пущать не хотят!

Владимир властно взмахнул рукой, и братья Эйты мгновенно убрали копья. Никита не удержался и показал стражам язык. Друзья быстро поднялись на крыльцо.

— Вот! — Морозко протянул князю кусок бересты. — Больше писать не на чем было!

Владимир быстро пробежался глазами послание, лишь изредка покачивая головой.

— Да! Плохи дела! — сказал он, задумавшись.

Затем подозвал к себе Претича, топтавшегося рядом. Коротко пояснил ситуацию. Претич кивнул головой и исчез. Князь, оторвавшись, наконец, от своих дум, с интересом вгляделся в лица парней.

— Постой! Не ты ли Кожемяка, купца Кожема младшой сын? — спросил он Никиту.

— Да, — расплылся в улыбке Кожемяка — то, что князь узнал его, было большой честью.

— Живой значит, здоровый? Обобрали, наверное? — участливо поинтересовался князь.

— Обобрали, но не в Царьграде, а здесь на Руси, — мрачно подтвердил Никита. — А в Царьграде в рабство продали!

Владимир потемнел лицом:

— Ромеи давно плюют на все наши договоры! Придется им напомнить! — сказал он зло. — Но сначала у себя порядок навести надобно! Грабят средь бела дня! А ты, бегом домой! Отец твой уже походом в Царьград собрался! Воев нанимает! Иди, обрадуй старика!

— Это я мигом! — просиял Никита.

— Постой, — остановил друзей князь, — дружок твой мне тоже знаком!

Морозко вышел вперед, чуть склонил голову в знак уважения.

— Как — же, — вспомнил Владимир, — Морозко! Надумал в дружину?

Парень отрицательно мотнул головой.

— К Белояну?

Морозко опять покачал головой.

— А чего в Киеве делаешь? — спросил князь.

— Со мной он, великий князь, я его в гости к себе пригласил! — вступился за друга Никита.

— В гости говоришь, — задумчиво произнёс князь, — это дело хорошее! Когда гость с понятием! — друзья поняли, что князь говорит о Дюке. — Спасибо за весть от Добрыни! А теперь идите, у меня дел невпроворот! — князь повелительно махнул рукой.

Друзья спустились с крыльца и подошли к Ругеру, держащему коней в поводу.

Никита вскочил в седло.

— Домой! — прокричал он, пришпоривая коня. — Не отставайте!

Словно на крыльях мчался Кожемяка к родному дому. Никита погонял коня, не обращая внимания на брань, несущуюся вслед. За очередным поворотом он чуть не сшиб наземь крепкого молодого парня. Паренёк оказался не из трусливых: крепкой мозолистой рукой он схватил повод, остановив на скаку взмыленного коня.

— С ума сошел?! — крикнул он возбужденному Никите. — Куды прешь?

— Да пошел ты! — крикнул Кожемяка, пытаясь оттолкнуть прохожего.

Но, приглядевшись, радостно воскликнул:

— Милонег!

Парень, которого Никита назвал Милонегом исподлобья посмотрел на седока. Но через мгновение его лицо расплылось в улыбке:

— Никита? Живой?