С призывом участвовать в сборе пожертвований Балашов обратился не только к высшим сановникам и «благородному дворянству», но и ко всему населению, опубликовав обращение к «Жителям Тульской губернии». «Вы, ревностные любители страны родной, вы, неизменные соучастники в каждом из подвигов славы отечественной, вероятно, сорадуетесь предприятию важному и оправдаете благородными пособиями надежду зреть скорее памятник великому на земле вашей месте первоначального спасения всей России», — так писалось в воззвании[883]
. Четко выраженной патриотической тенденцией, отчасти стилем обращение напоминало воззвания и реляции, с какими власти обращались к населению в памятные дни 1812 г. Призыв встретил широкий отклик. Если дворяне и купцы давали от избытков, то «простонародье» — крестьяне, работные люди, мещане Тульской и других губерний, храпя память доблести предков, несли доставшиеся им копейки. Была собрана значительная сумма — 367 тыс. руб. ассигнациями.Однако неожиданные обстоятельства осложнили создание памятника. В 1823 г. и Васильев, и Нечаев оставили службу в Туле. Правительство после восстания декабристов с подозрением относилось к любым общественным начинаниям. О памятнике на Куликовом поле «забыли». Балашов в сентябре 1827 г. все же осмелился напомнить о нем новому императору Николаю I. Он просил утвердить комитет для строительства памятника, но это «было оставлено до времени»[884]
.Только в начале 1835 г. Николай I поручил Академии художеств составление проектов обелиска (вместо принятого в 1823 г. проекта Мельникова), храма и жилья на 20 воинов. К участию в конкурсе были привлечены архитекторы: А. П. Брюллов, К. А. Тон, А. А. Топ, X. Ф. Мейер. Среди них выделялись Брюллов — автор церкви Петра на Невском проспекте (1838 г.) и К. Тон — создатель пристани с египетскими сфинксами на набережной Невы (1834 г.). Идейно-художественные принципы и творческие приемы классицизма уже уступали место тому официальному направлению в архитектуре, выразителем которого позднее стал К. А. Тон — создатель «русско-византийского стиля». Это неизбежно сказалось и на характере, и на эстетической стороне проектов.
Из всех представленных Николай I 25 января 1836 г. «соизволил одобрить» проект А. П. Брюллова[885]
. Проектируемые им здания отвечали официально принятому стилю: четырехстолпный храм, перекрытый сводами, завершался массивным барабаном с луковичной главой; примыкавшие к храму галереи, образуя внутренний двор, связывали его с жилыми помещениями и службами. Перед главным фасадом храма возводился обелиск. Строительства все же не начинали, считая, что капитала недостаточно, и ждали, «когда он умножится».Только 17 февраля 1845 г., знакомясь с ходом строек военного ведомства, император вспомнил о проекте Брюллова. Указав, что памятники в честь побед 1812 г. строились без церквей и богаделен, повелел ограничиться на Куликовом поле «возведением одного только обелиска по образцу уже построенных в империи». Тогда же, грубо нарушая волю жертвователей, Николай I определил на это 50–60 тыс. руб., назначив остальные 300 тыс. «на образование дворянского юношества в кадетских корпусах»[886]
.Император все же чувствовал «связь времен», приравнивая памятник на Куликовом поле к памятникам в честь побед 1812 г. Они возводились по типовым проектам, которые делились на три разряда «по важности мест сражения». Поэтому Департамент Главного штаба, признав, что «слава соотечественников наших, действовавших на Куликовом поле, глубоко и справедливо вкоренилась в мнении народном», отнес Куликовский памятник к первому разряду, как и памятник «Великого дня Бородина» (А. С. Пушкин).
Брюллов сам проектировал этот памятник (1839 г.), и потому создание нового проекта монумента с соблюдением требуемого «единообразия» не составляло для него трудности. Все же Брюллов искал оригинальное решение и предложил памятник в виде трехъярусного столпа из пучков колонн (с часовней в его основании), завершавшегося ходовой площадкой с вышкой, увенчанной луковичной главой[887]
. Необычность памятника вызвала неодобрение властей, и, следуя указаниям свыше, Брюллов подверг проект переработке.В окончательном проекте памятник представлял чугунный, несколько суженный вверх столп (в 28 метров) на трехступенчатом основании. Он состоял из многогранного базиса, деленного на ниши пилястрами, украшенными щитами с московским гербом и шлемами. На базисе возвышались поставленные в три яруса мощные пучки трехчетвертных коринфских колонн, завершавшиеся широким фризом из дубовых листьев и золоченой главой с крестом над луной[888]
. Памятник соответствовал тому образу торжественного триумфального столпа, который уже получил признание в русском искусстве (Колонна полтавской победы 1811 г., Александровская колонна 1834 г. и др.).