Куликовская битва. Сборник статей

Близкой к данным построениям оказалась и позиция украинского буржуазного историка М. С. Грушевского, позиция, может быть, еще более откровенная по тенденциозности, еще более запутанная по аргументации и поэтому требующая более внимательного к себе отношения.

Нужно признать, что, отстаивая свою схему извечно изолированного существования Украины-Руси, Белоруссии и «Московщины», Грушевский не упускал из вида такой важной стороны восточноевропейского исторического процесса, как развитие отношений Орды с восточно-славянскими землями в XIII–XVI вв. Так, следуя выдвинутой еще Духинским идее совершенно различного этнического происхождения Украины-Руси, Белоруссии и Великороссии, Грушевский утверждал, что указанные земли и в период ордынского ига не только сохраняли ранее существовавшую обособленность, но и шли дальше по этому пути — по пути еще большего удаления их друг от друга. Усилению такой тенденции способствовала, по мнению Грушевского, политическая обстановка, сложившаяся тогда в данном регионе, в частности осуществление Ордой дифференцированной политики по отношению к различным частям Русской земли, политики, все более жесткой на территории «Московщины» и все более мягкой на Украине и в Белоруссии[441].

В дальнейшем власть Орды над западнорусскими землями, по мнению Грушевского, становилась все чаще номинальной, а в начале XVI в. один из преемников Ордынской державы — крымский хан будто бы совсем отказался от своих «исторических» прав на эти территории в пользу главы Литовско-Русского государства (отказался якобы добровольно, выдав ему традиционные ярлыки на русские земли)[442].

Совершенно очевидно, что попытки приписать Орде дифференцированную политику по отношению к различным восточнославянским территориям были связаны не только с игнорированием самого существования Русской земли и древнерусской народности, но и с отрицанием использования Ордой в ее восточноевропейской политике определенной системы отношений между русскими княжествами, с отрицанием общерусских масштабов ордынской стратегии и тактики в Восточной Европе.

Совершенно очевидно, что такая позиция Грушевского, по существу, предлагала нашей историографии не системный, а «областнический», краеведческий подход к истории Восточной Европы, предопределяла негативное отношение ко всему тому, что мешало утверждению этого подхода, в частности ко всем тем историческим явлениям, памятникам и даже терминам, которые свидетельствовали не о тенденции обособления отдельных частей Русской земли, а о тенденции сохранения ее единства[443].

В историографии существует и другая тенденция — сильно преуменьшать роль ордынского вмешательства в политическую жизнь русских земель XIII–XV вв., объяснять все сложности и зигзаги ордыно-русских отношении этого времени главным образом спецификой внутреннего развития тогдашней Руси, «разгулом» на русских землях феодальной анархии в данную эпоху, особым статусом отношений между ведущими русскими князьями, который характеризовался не только их разобщением в междоусобной борьбе, не только якобы полным отсутствием у них каких-либо освободительных «общенациональных» идей, но и постоянной готовностью предавать друг друга перед ордынскими властями лишь ради мелких, своекорыстных интересов.

«Ордынские ханы, — утверждал, например, В. О. Ключевский, — не навязывали Руси каких-либо своих порядков, довольствуясь данью, даже плохо вникали в порядок, там действовавший». Развивая эти мысли, Ключевский писал далее: «Власть хана была грубым татарским ножом, разрезавшим узлы, в какие умели потомки Всеволода запутывать дела своей земли… Русские летописцы не напрасно называли поганых агарян батогом божьим… Всех удачнее пользовались этим батогом великие князья московские против своей братии»[444].

Итак, по мнению ряда историков (среди которых был и Ключевский), Орда плохо ориентировалась в княжеских междоусобицах и политической обстановке на Руси, довольствуясь данью и различными «подношениями» соперничавших друг с другом князей, выступала либо в роли пассивного наблюдателя за ходом этого соперничества между князьями, либо в роли политического орудия в борьбе одной княжеской группировки против другой.