Своеобразно, однако в русле идейного содержания «Сказания», осмысливается художником эпизод прощания русских воинов с женами перед уходом на Куликово поле. Их уверенность в своих силах передается в тексте словами Дмитрия Ивановича, утешающего княгиню Евдокию: «Жено, аще бог по нас, то кто на ны»[934]. Одно из изображений этого эпизода (Р1, л. 15 об.) сопровождается знамением: на небесной сфере солнце и светило, напоминающее восьмиконечную звезду (илл. 33). Обычно в древнерусских рисунках и текстах рядом с солнцем соседствует луна. Исчезновение луны при восходящем солнце символизирует, согласно истолкованию Кирилла Туровского, Ветхий завет, уступающий Евангелию, т. е. обновление мира[935]. Ведь луна в русской народной традиции символизировала собой братский раздор, место убийства Авеля Каином[936]. Примечательно, что аналогично трактуется и появление звезды «по заходе солнечнемь» как предвестие «крови пролитья» — междоусобий и нашествия «поганых»[937]. Вероятно, в контексте рассматриваемого нами изображения звезда играет ту же роль, что и луна. Таким образом, миниатюрист как бы подчеркивает, что век раздора и братоубийства минул и грядет новое время.
Миниатюрист остро чувствует затаенные в текстах символы, обозначает их доступными ему средствами. Например, на рисунке (Л., л. 17 об.), изображающем русское войско, направляющееся на Куликово поле, художник расшифровывает символику текста: «Князь великий Дмитрей всед на конь и вси его воеводы вседоша на кони, а солнце ясно сияет». Солнце в данной миниатюре играет определенную — символическую роль, оно освещает воинство тремя лучами, которые, согласно Иоанну Лествичнику, уподобляются вере, т. е. Троице. Изображение диска с личиной, своеобразная индивидуализация солнца, выдает устойчивую народную традицию, берущую начало в язычестве. Стяги русского войска в данной и большинстве других миниатюр (Ув., л. 26, Р1, л. 22 об.; Р2., л. 174; Б., л. 283 об.; П., л. 21 об.; и др.), развивающиеся по ходу движения, свидетельствуют о благодати божьей, выраженной в попутном ветре, о котором «Сказание» упоминает дважды: перед выходом войска из Москвы и перед выступлением засадного полка. При этом в первом случае Дмитрий Иванович говорит жене: «с нами бог…», в другом — русские с криками «с нами бог» громят ордынские войска[938].
Центральными персонажами «Сказания», в том числе и лицевых списков, являются великий князь Дмитрий Иванович и его двоюродный брат, серпуховской князь Владимир Андреевич. Почти во всех списках (Ув., Р1, М., У., Р2., Б., П.) эти князья изображаются в коронах. В списке Лицевого летописного свода XVI в. на них княжеские шапки с опушкой. В Лондонском списке XVII в., с наибольшей точностью воспроизводящем изображения протографа XV в.[939], шапки обычные, без опушки (Л., л. 6, 8 об., 10 и др.). Совершенно ясно, что в архетипе лицевого «Сказания» корон еще не было. Они могли появиться в лицевых рукописях только с середины и даже со второй половины XVI в., после венчания Ивана IV на царство. В это время для доказательства царского происхождения Ивана Грозного начинают привлекаться и изобразительные источники. В частности, сам царь пишет, что «скифетродержание в Российской земле от сего великого Владимира… иже царским венцом описуется на святых иконах…»[940] (выделено нами. —
Помимо Дмитрия Ивановича и Владимира Андреевича заметными фигурами в миниатюрах оказываются князья Дмитрий и Андрей Ольгердовичи. Они обычно изображаются в шапках с темными, несколько загнутыми краями (возможно, так показаны шапки с опушкой) и, что для нас особенно интересно, с длинными волосами (Ув., л. 32; Р1, л. 29 об.; М., л. 11 об.; и др.). Об этом текст умалчивает, значит, здесь художники используют свои представления или предания об Ольгердовичах.