Куликовская битва в свидетельствах современников и памяти потомков

В Великом Новгороде в 1381–1382 гг. была возведена церковь но имя святого Дмитрия Солунского, тезоименитого великому князю Дмитрию Московскому. В позднейших летописцах возведение этого храма объяснялось следующим образом: «Того же лета создан святый храм во имя великомученика Димитрия (олунскаго на Славкове улицы по обещанию великого князя Димитрия Донскаго. Внегда он брася с безбожным царем Мамаем и тогда явися ему святый на рати с благоверными князи Борисом и Глебом, повелевая дерзати противо безбожнаго царя Мамая и всего его поганаго воинства — "и мы тебе вборзе будем на помощь" По сем явлении победи благоверный князь Димитрий Иоанновичь безбожнаго царя Мамая. И по благословению Пимина митрополита Московского и всея России (напомним, митрополий престол Пимен занял осенью 1382 г. — Авт.) постройся сия церковь, и предел присовокупи князей благоверных Бориса и Глеба па полатех, понеже в победе явистася. А сей благоверный князь Димитрий Иоанновичь от корени и родства их. И к той же церкви предел присовокупи Усекновение честныя главы Иоанна Предтечи теплой, аггела отца своего, на поминовение родителей своих и вечныя роды»[1012]. С. Н. Азбелев считает, что «из одного факта постройки церкви в честь небесного покровителя Дмитрия Донского па другой год после Куликовской битвы очевидна тесная связь одного события с другим»[1013]. Таким образом, мы вправе отнести этот храм к памятникам Куликовской битвы.

Обычно к реликвиям Куликовской битвы относят иконы Пресвятой Богородицы. Однако их появление более вероятно связывать с событиями 1395 г. Тогда уход войск Темир-Аксака от границ Руси был интерпретирован русскими книжниками как Ее заступничество[1014]. Даже Донская икона Пресвятой Богородицы была написана лишь в 1385 г.[1015]

Прямым вещественным памятником победы русских войск над Мамаем следует считать лишь каменный крест из Софийского собора в Великом Новгороде, созданный в 1380-х гг. по повелению архиепископа Алексея[1016].

В качестве хронологического рубежа Донское побоище первоначально использовалось лишь в договорных грамотах московского и рязанского князей, и то только в связи с конкретной проблемой освобождения рязанцами пленных. Показательно и отношение к этому событию — оно переносилось из грамоты в грамоту вплоть до 1447 г., когда, вероятно, уже не было в живых ни одного из непосредственных участников событий[1017].

Место и значение Куликовской битвы можно проследить на примере сохранившихся поминальных списков — синодиков. В частности, состав имен погибших, помещенных в редакцию Вселенского Синодика 1411 г., представляет собой перечисление белозерских князей и московских воевод. Этот факт дал возможность А. А. Булычеву сделать вполне закономерный вывод о том, что «большую часть русского войска составляли дружины Владимирского и Московского (с уделами) великих княжеств, находящихся "под рукой" великого князя Дмитрия Ивановича»[1018]. По мнению исследователя, есть основания полагать, что редакция Вселенского Синодика 1411 г. повторяла по содержанию тексты из освидетельствованного патриархом «Синодика Царегородского». Этот синодик киевский митрополит Киприан «отправил псковскому духовенству в 1395 г…. а тот, в свою очередь, восходил, скорее всего, к официальному поминовению, составленному сразу после победы над войсками Мамая»[1019]. Так или иначе, можно заключить, что в первые десятилетия после сражения победа на Дону рассматривалась как исключительно московское, а возможно, как великокняжеское Дмитрия Ивановича «дело».

Первоначально события русско-ордынского столкновения нашли свое отражение лишь в кратких статьях Белорусской I, Рогожского летописца, Симеоновской и Новгородской I летописей. Эти рассказы о Куликовской битве не превышают по объему сообщения о других крупных сражениях конца XIV в. (например, рассказ о сражении на р. Боже). В первых откликах на победу великого князя Дмитрия Московского над Мамаем русско-ордынское столкновение подавалось как эпизод в извечном противостоянии христиан и «поганого рода Измалтеского», показывалась жестокость сражения, победа объяснялась Божией помощью[1020]. В Новгородской I летописи младшего извода, в соответствии с теорией Мефодия Патарского о казнях Божиих[1021], было добавлено, что нашествие случилось «грех ради наших».

В то же время в памятнике при описании страха москвичей-пебывальцев встречается библейская цитата: «Не помянувши реченного пророкомъ, како единъ поженеть 1000, а два двигнет тму, аще не богъ предасть их»[1022], которая отсылает нас к Второзаконию: «Какω поженетъ единъ тысѧψы, и два двигнета тмы, аψе не бгъ ѫ даде иχъ, и гдь предаде χъ» (Втор. 32: 28–30).

В контексте повествования данная сентенция показывает, кому из противоборствующих сторон покровительствует Господь Бог. Поскольку победа оказалась на стороне православного воинства, именно ему и должна принадлежать Божественная защита.