Куликовская битва в свидетельствах современников и памяти потомков

В результате анализа различных списков памятника А. А. Горский приходит к заключению, что «вероятнее всего… рефрены содержались уже в первоначальном, авторском тексте "Задонщины" конца XIV в., но теоретически можно допустить, что у всех ее сохранившихся списков был один протограф, созданный позже, между концом XIV и серединой XV в. ... и рефрены появились только в нем»[1032]. Исследователь делает вывод, что «в эпоху Куликовской битвы рядом со светской концепцией защиты "Русской земли" (сохранявшей ведущее значение) встала концепция защиты христианской веры. Это отражало как возросшую степень христианизации общества, так и усиление роли церковной идеологии в общественной мысли, отчасти связанное с постоянным противостоянием мусульманской в ту эпоху Золотой Орде»[1033].

Не менее последовательно в «Задонщине» проводится идея искупления грехов. В первую очередь битва расценивается как место Божьего Суда: «И рече князь велики Дмитреи Ивановичь: "Братия бояра и князи и дети боярские, то вам сужено место меж Доном и Непром, на поле Куликове на речке Непряде"» (список В. М. Ундольского)[1034].

Искупление прежних грехов тесно связывалось именно с кровопролитнейшей битвой на Дону. Она расценивалась (правда, не явно) как искупительная жертва: «Бытии утупу великому на речце Непрадене, меж Дона и Днепра, пасти великому трупу человеческому на поли Куликове, пролитии крови» (С)[1035]. «Прилеяша тучи на Русскую землю, из них выступали кровавые зори, а в них трепещутся сильные молыньи. Бытии стуку великому на речке Напряде, межу Доном и Непром, пасти трупу человеческому на поле Куликове, пролится крови на речьке Непряде» (У)[1036]. «Черная земля под копытами под костми татарскими носити кровью земля. Сильныя волцы изступишася вместо, протекоша лугы и холмы кровию, возмутишася реки и потоки, езора… иная многа дружина у Дона на березе лежит побита и постреляна… жалостно видети крови християнское, зоне жъ трава кровью полита» (С)[1037]. «Жалостно видети кровь крестьянская» (У)[1038]. Памятники Куликовского цикла подчеркивают ее кровопролитность. Вероятно, данные указания перекликаются с Новозаветными установками на искупление грехов, встречающимися в Послании к евреям святого апостола Павла: «Да и все почти по закону очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения (курсив наш. — Авт.)» (Евр. 9: 22).

За множество потерь православное воинство и его князья заслуживают прощение и, как следствие, победу над противником: «Тако господь богъ помиловал князей русских, великого князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимира Андреевича меж Дона и Непра» (У)[1039].

Любопытны сентенции, которые отложились в Пространной редакции «Задонщины» по списку ГИМ, на одну из которых обратил внимание И. Н. Данилевский. Приводя цитату из памятника «И отскочи поганый Мамай от своея дружины серым волком и притече к Кафы граду. И молвяше ему фрязове: "Чему ти, поганый Мамай, на Рускую землю, то ти была орда Залеская времена первый, а не бытии тебе в Батыя царя. Царь Батый былъ 400 000 вою, воевалъ нею Русскую землю и пленил от въетока и до запада. А казнилъ богъ Русскую землю за съгрешение и ты пришелъ, князь Мамай, на Рускую землю съ многими силами съ девятью ордами, съ 70 князьми, а ныне бежишь самъдевять в лукоморье…"»[1040], исследователь отмечает, что «для автора "Задонщины" (которого, согласитесь, трудно упрекнуть в недостатке патриотизма!) — как, очевидно, и для его редакторов и читателей — "Руская" или "Залеская земля" имеют вполне конкретный — и совершенно неожиданный для нас синоним: "орда Залеская"… Нужны ли лучшие доказательства того, что Русь рассматривала себя как часть Орды?»[1041]. Однако можно истолковать данный фрагмент и в том смысле, что автор «Задонщины», предлагая читателям вымышленный разговор фрягов с Мамаем, для которого «орда» не «земля», а «войско». Итак, перед нами не самоидентификация русских по отношению к Орде, а представления автора памятника о том, как воспринималась Русь прежде всего в Орде, а затем у ее ближайших соседей (например, итальянских колоний Крыма).

Другой установкой памятника являются вложенные в уста татар слова: «А в Русь ратью не ходити, а выхода нам у рускихъ князей не мрашивати»[1042]. Эти слова перекликаются с установкой завещания Дмитрия Донского: «А переменит Бог Орду, дети мои не имут давати выхода в Орду, и который сын мой возмет дань на своем уделе, то тому и есть»[1043]. По мнению А. А. Горского, эти слова «были актуальны в 1380–1382 гг. и отобразили тот общественный подъем, на гребне которого Дмитрий Иванович решился фактически не подчиняться и законному "царю" — Токтамышу»[1044].