Кулинар

На Стивенс-роуд – таков неписаный закон здешней жизни – селится приличная публика. Среди живущих на этой широкой, ухоженной улице с небольшими уютными палисадниками, почтовыми ящиками возле коттеджей и цветочными горшками у дверей есть немало выходцев из России и Украины. Большинство эмигрантов уже вполне ассимилировались, разговаривают на квебекском французском или английском, не забывая своего родного языка и уснащая порой речь удивительными билинговыми конструкциями.

В одном из таких коттеджей – с парадной лестницей, тарелкой спутниковой антенны на крыше, с верандой – жили мать и дочь. Валерия Константиновна работала в местном банке, Екатерина заканчивала колледж. Ей было двадцать четыре года. На следующий год она планировала поступить в Монреальский университет, на факультет театральных искусств. Ее привлекала карьера театрального критика и рецензента.

Валерия Константиновна поначалу шокировала общественность своей приверженностью идеалам свободной любви. Она отвергла всех до одного засидевшихся женихов пригородной зоны и, пренебрегая расхожей моралью, сожительствовала с молодыми людьми из Торонто и Монреаля. Через год с небольшим интерес жителей со Стивенс-роуд к Валерии Константиновне поутих, местные женихи успокоились и даже избегали колкую на язык «beautiful russian».

Утренняя почта не приносила ничего, кроме рекламных проспектов, газет и журналов. В эпоху компьютеров и мобильных телефонов письма выглядят смешным анахронизмом. Телеграмма похожа на факс, только идет дольше и приносит ее почтальон. Под роспись, как и заказное письмо.

Катя расписалась в регистрационном журнале и вернула ручку почтальону. Тот оседлал свой спортивный велосипед и поехал дальше.

Поначалу Катя не могла понять, что написано на узком клочке бумаги, так как не удосужилась снять наушники. В ушах протяжно стонал Оззи Осборн. Только увидев российский адрес, она сообразила, от кого телеграмма. Мать была уже на работе, да и Кате нужно было срочно ехать в колледж, а потому, прочитав телеграмму, девушка сунула ее в карман джинсового комбинезона и принялась складывать учебники в свой рюкзак. Ни занятия, ни общение с подругами, ни настойчивые ухаживания Марка Осфилда, ни привычное равнодушие Жана Солерна, причинявшее Кате боль, не могли рассеять охватившее ее недоумение. Она ждала сообщения о ком угодно, только не о своем брате.

Имя Марии Митрофановны, казалось, вынырнуло из мира детских сказок. Катя поймала себя на мысли, что перестала думать об этой немного неуклюжей сердобольной женщине как о живой и имевшей к ней, Кате, какое-то отношение. О брате своем она тоже почти забыла. И вот вдруг приходит телеграмма, где сообщается, что он серьезно болен.

Она не стала звонить Марии Митрофановне, решив посоветоваться с матерью. Тем более что телефонный номер бывшей домработницы был в записной книжке Валерии Константиновны.

Катя возвращалась из колледжа на стареньком «Додже» и все думала о брате. Как прореагирует мама? Она так поглощена своей личной жизнью! Но все же Александр – ее сын…

Въехав в гараж и увидев принадлежащий матери «Крайслер», она удивилась. Обычно Валерия Константиновна возвращалась домой позднее.

В холле звучала музыка – венгерские вариации Брамса. Валерия Константиновна крутилась перед зеркалом в вишневом костюме. Юбка туго обтягивала ее круглые бедра, вырез жакета в форме сердца глубоко открывал грудь.

– Как тебе? – обернулась она к дочери. – Что это ты такая пасмурная?

– Ты уходишь?

– Да, у меня деловое свидание в Торонто. – Валерия Константиновна снова повернулась к зеркалу.

Она трогала руками плоское золотое колье, отсвечивающее солнечными змейками на ее рельефных ключицах.

– Не видела у тебя этого костюма, – сказала Катя.

– Подарок, из Монреаля, – похвалилась мать.

– Я получила телеграмму от Марии Митрофановны. – Катя смотрела на мать укоризненным взглядом. – Саша серьезно болен.

«Саша» она выговорила с трудом. В горле у нее защипало.

– Болен? – Мать замерла от неожиданности.

Было непонятно: то ли ее так огорчила болезнь сына, то ли она вспоминает, кто такой вообще этот Саша.

– Мария Митрофановна просит нас приехать. – Катя выложила телеграмму на овальный стол из орехового дерева.

– Приехать? – Валерия Константиновна непонимающе уставилась на дочь.

– Он серьезно болен, – со значением проговорила Катя.

– Но чем? – хлопала глазами Валерия Константиновна.

– Она не написала. Если тебе не трудно, прочти сама. – С этими словами Катя плюхнулась на заваленный подушками диван.

Валерия Константиновна взяла телеграмму.

– Но я не пойму… – бросила она листок обратно на стол, – как это могло произойти?

– Я тоже, – вздохнула Катя. – Ну, так что мы будем делать?

– Я не могу вот так все бросить! – спохватилась Валерия Константиновна. – У меня работа…

– А у меня колледж, – насупилась Катя. – Но есть все же вещи, которые поважнее работы и учебы.

– И что ты предлагаешь? Собрать вещи и лететь?

– Не знаю. Но если так обстоят дела… – Катя задумалась. – Думаю, два-три дня нашего отсутствия не будут иметь катастрофических последствий.