Культ некомпетентности

Доказательство сказанному — то, что все законы обусловлены привходящими обстоятельствами, а этого не должно быть. Вопреки Монтескьё люди вовсе не опасаются чуть что менять старые законы на новые и сносить дом, чтобы поставить палатку. Новые законы плодятся как грибы, каждый день, в зависимости от погоды и политической конъюнктуры. Демосфен рассказывал об одном чужеземном воине, всегда защищавшем уже пораженное место: ударят его в плечо — он подносит щит к плечу, ударят в бедро — закрывает щитом бедро. Так и партия власти разрабатывает законы, чтобы защититься от реального или воображаемого соперника, и решается на реформы, торопливые, неподготовленные, после разразившегося скандала, действительного или мнимого.

Как только за человека, домогающегося власти, как говорили в Афинах, проголосуют в слишком многих округах, тут же появляется закон, запрещающий выставляться в нескольких местах. Изменились условия — и по той же причине, боясь того же человека, государство быстро проводит закон, заменяющий баллотировку кандидатов списком на окружную систему голосования.

Если с какой-то подсудимой во время следствия обошлись грубо, если председатель суда слишком наседал на нее во время допроса, если прокурор выдвинул плохо мотивированное обвинение, тут же затевается радикальная реформа всего судопроизводства.

И так во всем. Законотворчество поставлено на поток. Это как бы магазин мод. Или газета. Законы «штампуют» едва ли не каждый день. Запросы следуют один за другим, заводят полемику, министров по несколько раз в сутки «допрашивают», выясняя какие-то малозначащие факты, которые у всех на слуху. История, роман с продолжением. Накануне что-то произошло, а сегодня, глядишь, уже появляется закон по этому поводу. Статья в подвале газеты — и сразу столкновение мнений, разброд умов. Такое положение дел прекрасно отражает ситуацию в стране, дает её верный сколок То, что утром занимает людей, вечером обсуждается на всех перекрестках; это увеличительное зеркало страны болтунов. А между тем законодательный орган не должен быть зеркалом страны, он должен быть её душой, мозгом. Однако по причинам, уже разобранным нами, представители народа представляют лишь его страсти, и ничего больше. Жизнь при демократическом режиме наших дней управляется не законами, а декретами. Ведь сиюминутные законы и не законы вовсе. Закон — это древнейшее установление, освященное временем, и люди ему подчиняются, не отдавая себе отчета в том, подчиняются они закону или старому обычаю. Такой закон — часть единой системы предписаний, продуманной, четкой, логичной и стройной. Закон, вызванный обстоятельствами, не более чем декрет. Лучше всего это понимал Аристотель, и он неоднократно обращал внимание на основополагающее, фундаментальное различие между декретом и законом, различие, незнание или игнорирование которого крайне опасно. Процитирую наиболее показательный, наиболее выразительный отрывок на этот счет: «Есть, наконец, пятый тип демократии, когда властвует не закон, а толпа. Это случается, когда от закона верховенство переходит к декрету и наступает время демагогов. Когда при демократическом правлении царствует закон, демагогам нет места — первенствуют люди достойные. Но как только закон утрачивает авторитет, набегает свора демагогов. Народ как бы превращается в стоглавого монарха. Правят не личности, которых народ наделил властью, народ правит всем скопом. Такой народ стремится, по сути, к единоличной власти. Он сбрасывает с себя иго закона и становится деспотичным правителем. В чести оказываются льстецы. Такой режим соотносится с демократическим, как тирания с монархией. То же притеснение людей добропорядочных — при монархии через произвол указов, при демократии через произвол декретов. Демагоги — те же льстецы, одни обхаживают тиранов, другие — народ, заступивший на место тирана. Из-за демагогов верховная власть выражает себя через декреты, а не через законы, они стремятся всё передать народу, в результате именно демагоги обретают могущество, потому что народ — хозяин всего, а они хозяева народа... Можно со всем основанием заключить, что это демократия, но не республика, так как нет республики там, где власть не принадлежит закону. На самом деле надо, чтобы закон распространялся решительно на все области жизни. Значит, если демократию считать одной из форм правления, режим, при котором всё решают декреты, не является собственно демократическим, ведь декрет не универсален».