Культ некомпетентности

Правда, несменяемость судей может служить определенной гарантией их объективности, но это справедливо лишь для тех судей, кто достиг вершины иерархии или намерен завершить свою карьеру, тех, кто по причине близкого ухода на покой или невозможности подняться по служебной лестнице еще выше не помышляет о дальнейшем продвижении. Молодой работник судебного ведомства, мечтающий — желание вполне законное — об удачной карьере, совершенно лишен всякой независимости; ведь если он не угодит, то останется при своих. Так что независимыми судьями, судьями, заботящимися только о справедливом приговоре, могут быть лишь судьи с сорокалетней выслугой лет да председатель кассационного суда. Прибавлю еще того, кто достаточно богат, не заботится о карьере и работает там, где начал. Такой судья очень похож на судей при монархии. В наши дни это всё большая редкость.

Кроме того, правительство время от времени упраздняет несменяемость судей, так что гарантия эта иллюзорная, и сегодняшнее судопроизводство столь же уязвимо, как и при королевской власти. Его компетентность с моральной точки зрения сильно ограничена.

А я как раз и утверждаю, что снижение моральной компетентности сводит на нет компетентность профессиональную, от которой приходится отказываться, когда власти судятся с частными лицами или даже когда люди, которым власти покровительствуют, судятся с теми, кого власти в своих друзьях не числят. И если власти судятся с частными лицами не так часто, то сторонники и противники власти судятся то и дело, ведь власть находится в руках правящей партии, которая без конца со всеми борется.

Не без основания считается, что парламентское правление с его избирательным правом — это, по существу, упорядоченная, но бесконечная гражданская война, пусть бескровная, но война, где в ходу оскорбления, провокации, клевета, доносы, обман, разборки между различными партиями, и длится она весь год без передышки. В нашей стране судебное ведомство может быть беспристрастным, только если оно полностью независимо. На деле же оно вовсе не автономно и вынуждено угощать правящей партии, которая постоянно оказывает на него давление из боязни лишиться власти.

— Тут ничего не поделаешь. Не предлагаете же вы вернуться к системе продажи судейских должностей?

— Кстати, это было бы не столь ужасно. И потом, можно воспользоваться преимуществами этой системы, не продавая самих должностей.

Итак, это было бы не столь ужасно. Мы, помнится, возмущались чрезвычайными судами, забыв о торговых судах, советах для рассмотрения трудовых споров, об их положительных сторонах — в данном случае то же самое. Люди возмущаются, что кто-то покупал должность советника при королевском дворе, а между тем судебные исполнители, стряпчие, нотариусы, от которых мы постоянно зависим и которым доверяем защищать свои важнейшие интересы, покупают или наследуют должности. Судиться в условиях продажи судейских должностей — значит иметь дело со стряпчими и нотариусами с более обширными знаниями в области юриспруденции, стряпчими и нотариусами высшей квалификации. Так что ничего ужасного тут нет.

Известно, что Монтескьё был за продажу судейских должностей, Вольтер решительно против. И оба были правы, я хочу сказать, что оба рассуждали в строгом соответствии со своими общими взглядами. «Эта система хороша в монархических государствах, — писал Монтескьё, — потому что она превращает в семейную профессию то, что при иных условиях зависело бы только от личных достоинств, готовя каждого к выполнению определенных обязанностей и способствуя сохранению сословий. Суидий правильно отмечает, что Анастасий, продав судейские должности, ввел в империи нечто вроде аристократического правления».

Вольтер возражает; «Разве в Англии принимают на себя должность королевского судьи, исходя из личных достоинств? [То есть исходя из личных достоинств или личного интереса. Если нет личного интереса, надо и впрямь обладать большими достоинствами, чтобы согласиться на такое.] И что? Нельзя найти не за деньги судей для высшего суда Франции? [Найти-то можно, но будут ли они за это признательны — вот в чем вопрос.] Право осуществлять правосудие, распоряжаться судьбой и жизнью людей — семейное дело! [Но распоряжаться с оружием в руках, во время гражданской войны, судьбой и жизнью людей есть в 1760 году семейное дело, и я что-то не вижу чтобы вы протестовали против него; да и королевская власть в 1760 году есть семейное дело, но вы не негодуете и здесь.] Жаль, что Монтескьё испортил свой труд подобными софизмами. Будем, однако, снисходительны. Его дядя купил себе должность провинциального судьи и передал её племяннику. Что ж, все мы люди, а человек по природе слаб».