Культ солнца у древних славян

Из главного жизнесохраняющего начала солнце постепенно превратилось и в главный эстетический признак. Представление о дневном светиле как об эталоне красоты нагляднее всего выразилось в русской загадке о нем: «Взглянешь — заплачешь, а краше его на свете нет»^{232}. Сила и обаяние этого народного мирочувствования были столь велики, что оно проникает даже в творчество церковного автора Кирилла Туровского. В своем «Слове в новую неделю по пасце» он пишет: «…Ныня солнце красуяся къ восотѣ въсходить и радуяся землю огрѣваетъ…»^{233}Стоит отмстить, что само слово красивый в нашем языке произошло от понятия красный, который еще в древнерусскую эпоху означало «прекрасный, красивый, приятный», например: «Образъ твой красенъ»^{234}. В отечественном фольклоре данный термин является постоянным эпитетом дневного светила, «красна солнышка». Одним из наиболее ранних примеров этого является плач Ярославны, которая, обращаясь к «свѣтлому и тресвѣтлому» солнцу, говорит, что оно «всѣмъ тепло и красно еси»^{235}. И это далеко не единственный случай, когда с красным цветом одновременно соотносилась и красота, и дневное светило: «Солнцеобразная, краснолиция»^{236}. Красный был древнейшим цветом, который человек начал использовать в эстетических целях. Как отмечают археологи, красная охра стала самой первой краской, употреблявшейся в палеолитическом искусстве. Специалисты уже давно обратили внимание на данный факт и дали ему убедительное объяснение. Красный — это чрезвычайно яркий цвет, самый сильный в видимом человеческим глазом спектре, возбуждающий массу разнообразных ассоциаций: кровь животного и человека, неразрывно связанная с их жизнью, огонь, солнце и т. н. Сравнительное изучение славянских языков подтверждает правильность предложенных археологами объяснений: «Семантически krasa убедительно реконструируется как «цвет жизни», откуда затем — «красный цвет, румянец (лица)», «цветение, цвет (растений)» и, наконец, — более общее — «красота»^{237}. Весьма показательно, что данный корень в форме кресати, т. е. высекать, а еще точнее — создавать, оказывается связаным и с огнем: «Древнее значение глагола kresati отразилось и в значениях раннего производного имени krasa, в котором этимологически исходной опять-таки оказывается не техническая семантика жара, огня и под., а семантика жизни, цвета жизни»^{238}. О том, что этот корень был связан не только с земным огнем, по и огнем небесным, говорит то, что, например, слово красиво в олонецком диалекте означает «красота», а в вологодском — «солнечный свет; место, открытое лучам солнца»^{239}. В древнерусском языке слово крѣсъ обозначало «солнечный поворот»: «Весною и лѣтомъ крѣсы оуказа»^{240}. В словенском языке мы видим слово kres — «солнцеворот, Иванов день», в сербо-хорватском ему соответствует кресови (мн. ч.) — «летний солнцеворот», которое в единственном числе криjес означало «огонь, разводимый накануне Иванова дня», что лишний раз подтверждает тесную связь между земным огнем данного праздника и летним солнцестоянием. Этимологически с солнцеворотом во многих славянских языках оказывается связана идея возрождения, воскрешения: ср. русск. крёс — «оживление», например, в выражении «не бывать ему на кресу» в смысле «не ожить, не набраться сил»; словен. kresiti sе — «сверкать, оживлять», чеш. krisiti — «освежать, ободрять, искриться», слвц. kricsit, польск. krzesze, krzcsić — «воскрешать»^{241}.