Читаем Культовый Питер полностью

Да, есть чему поучиться у Достоевского! И не зря поселился он в этих убогих улочках. Здесь не та жизнь, что идет во дворцах знати, среди прислуги, жизнь, больше похожая на костюмированный карнавал. Здесь жизнь настоящая, не «ряженая», и Достоевский из всех современников острей других чувствовал ее, болел ею. Начав свою жизнь с идеи революции, ломки, он ответил за это каторгой, пострадал, а главное — выстрадал мысль о недопустимости насилия даже ради высоких целей, под флагом которых и совершается больше всего зла. Не добра людям хотят революционеры — они лишь тешат свою гордыню и несут зло. Пройдя каторгу, Достоевский понял, что только он может и должен об этом рассказать. Роман «Бесы» — полное, глубокое изображение злодейства, наиболее распространенного на Руси, злодейства «ради высоких целей». Неслучайно в советское время роман «Бесы» как бы и не существовал. Достоевский пошел на колоссальную жертву, он поставил на карту свое имя — это страшней любой ставки в казино. «Передовая общественность», которая, пребывая в мещанском благополучии, призывала к революции и упивалась своей «мессианской» ролью, записала Достоевского в ряды реакционеров и даже «мракобесов» — но он и на это пошел. Пошел тогда, когда гражданин, а тем более художник, ну просто обязан был быть «прогрессивным», то есть вопить о необходимости перемен, ничуть не заботясь о их последствиях. Он хотел спасти Русь от того ада, через который уже прошел сам. И он был единственным. Все остальные, и даже Толстой, говорили о неравноправии, толкали Русь к революции. Ленин назвал Толстого «зеркалом русской революции» — и был абсолютно прав. На пути надвигающейся чумы стоял один Достоевский. Чернышевский, которого мы так страстно изучали в школе (первый сон Веры Павловны, второй сон Веры Павловны), упорно и настойчиво своими книгами и, особенно, статьями воспитывал — и воспитал целое поколение молодых революционеров, начавших свою работу с террора, с убийства министра, градоначальника, царя. И все это считалось «праздником свободы»! Достоевский не побрезговал и не побоялся унижения, сам пошел к Чернышевскому, который в подметки ему не годился как писатель. «Я пришел к вам по важному делу с горячей просьбой. Вы близко знаете людей, которые сожгли Толкучий рынок. Прошу вас, удержите их от повторения того, что сделано ими!» Чернышевский прокомментировал эту встречу весьма высокомерно: «Я слышал, что Достоевский имеет нервы расстроенные до беспорядочности, близкой к умственному расстройству, но не полагал, что его болезнь достигла такого развития». Однако он снисходительно пообещал Достоевскому учесть его просьбу. Обрадованный Достоевский писал в «Дневнике»: «Я редко встречал более мягкого и радушного человека». Однако амбиции этого «мягкого и радушного человека», а также его последователей и учеников требовали продолжения «дела революции», которая в результате сожгла не только Толкучий рынок, но и многое-многое другое.

Но голос Достоевского не пропал. Его романы читали все, ими восхищались. И до сих пор он самый читаемый в мире русский автор. «Учебниками жизни» для всех стали именно его книги.


Теперь все вокруг подчинено его имени. Между двумя его квартирами отделан на Владимирском высокий дом в стиле модерн — там великолепный отель «Достоевский». Можно назвать десятки великих имен, которые невозможно представить на вывеске. Странно, но почему-то Достоевскому это сходит с рук, не вызывает шока. Он единственный писатель, которому возле его дома поставлены два совершенно разных памятника. Официальный, так сказать, памятник у метро — там все как предписано учебниками: страдальческая сутулость, скорбная великая мысль на челе. Несколько иной памятник в подвальчике, популярном арт-кафе «Достоевский» у подножия отеля. Здесь он, бронзовый, сидит возле раздевалки, и девушки (сюда ходят исключительно интеллектуалки) любят фотографироваться у него на коленях, и темная бронза там отполирована и сияет золотом. Интересно, какой памятник понравился бы ему?

Кончается эта ремесленная слобода, состоящая из Ямских, Гончарных и Тележных, тем, чем кончается все — кладбищем. Знаменитым кладбищем Александро-Невской лавры.

Когда Достоевского несли туда, весь Невский был запружен народом.

Садовая улица

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
Здравствуй, мобилизация! Русский рывок: как и когда?
Здравствуй, мобилизация! Русский рывок: как и когда?

Современное человечество накануне столкновения мировых центров силы за будущую гегемонию на планете. Уходящее в историческое небытие превосходство англосаксов толкает США и «коллективный Запад» на самоубийственные действия против России и китайского «красного дракона».Как наша страна может не только выжить, но и одержать победу в этой борьбе? Только немедленная мобилизация России может ее спасти от современных и будущих угроз. Какой должна быть эта мобилизация, каковы ее главные аспекты, причины и цели, рассуждают известные российские политики, экономисты, военачальники и публицисты: Александр Проханов, Сергей Глазьев, Михаил Делягин, Леонид Ивашов, и другие члены Изборского клуба.

Александр Андреевич Проханов , Владимир Юрьевич Винников , Леонид Григорьевич Ивашов , Михаил Геннадьевич Делягин , Сергей Юрьевич Глазьев

Публицистика