Там, где Садовая сходится с каналом Грибоедова и поперечным ему Крюковым каналом, стоит старинный, с галереями Никольский рынок. О том, каким товаром здесь торговали, можно понять по названиям двух соседних убогих переулков — Дровяной и Щепяной. Несмотря на патриархальность и потертость окружающих зданий, место это одно из красивейших в городе. Слияние Крюкова и Грибоедова осенено красивыми мостами, и главное — гениальной колокольней Никольского собора, лучшим барочным творением Саввы Чевакинского.
Далее Садовая пересекает Покровскую площадь, где раньше стоял Покровский храм, посещаемый сирыми и убогими, а еще юным Пушкиным, который жил тогда тут неподалеку, у Калинкина моста. В 1920-е годы, после революции, Покровская шпана не уступала литовской, и ходить здесь считалось опасным. Неподалеку тут жил одно время Тургенев, поэтому площадь эта названа его именем. Недавно я был там на открытии артистического кафе «Муму». В церемонии участвовали многие знаменитые горожане: композитор Андрей Петров, директор Пушкинского Дома Николай Скатов. В выступлениях все вспоминали своих любимых собак. Я тоже вспомнил моего незабвенного пса по имени Тави, а потом сказал: «Как удивительно, Муму утонула и до сих пор жива, а многие литературные герои остались живы, но исчезли бесследно». У входа в кафе стоят чугунные Муму и Герасим. И что удивительно — гуляющие местные собаки радостно подбегают снюхиваться с Муму.
Садовая дальше идет через тихую Коломну, где жил и бедный Евгений из «Медного всадника», и в «смиренной избушке у Покрова» жила бедная вдова с дочерью Парашей, и в этих же местах Акакий Акакиевич лишился новой своей шинели. «Сюда не заходит будущее, здесь все тишина и отставка», — писал про эти места Гоголь. Здесь получаешь хороший литературный урок: бедная жизнь — для литератора самая щедрая.
Садовая заканчивается, «впадая» в Фонтанку, которая тоже тут заканчивается сама, впадая в Невскую губу, завершая здесь свой длинный путь через весь город, повидав все, от дворцов до лачуг. У соединения Садовой с Фонтанкой образовалась странная, несуразная, треугольная площадь Репина. Здесь все дышит неуютом, сквозняком близких открытых пространств, лязгом трамваев и окраинных верфей. И это все создает щемящий, неповторимый петербургский колорит. Репин, несмотря на всю свою славу и богатство, тянулся к этим местам, жил в доме рядом с Долговой тюрьмой, где по утрам собирались толпы людей, приговоренные за долги к общественным работам. Сквер, который они постоянно вытаптывали, назывался поэтому Плешивым. Именно тут Репин написал свои самые знаменитые полотна «Иван Грозный и его сын Иван» и «Запорожские казаки пишут письмо турецкому султану».
За Калинкиным мостом, за Фонтанкой, в доме Клокачева жил после лицея юный Пушкин.
Помню, как одну длинную осень я ходил и ходил в этом грустном районе, который был тогда так под стать моему настроению. Все, на что я надеялся в моей жизни, вдруг растаяло. Молодая удаль прошла. Первый напор моих литературных усилий был неплох, но он как-то кончился. И главное — куда-то исчезли все люди, которые помнили мои удачи. А без них я вроде был никто. Все мои гениальные друзья разъехались. Кто в Америку, кто в Москву. И никто из пришедших вновь не знал, что я что-то из себя представляю. А поднимать вторую волну было как-то стеснительно, и главное — неясно перед кем. Никто как-то не интересовался! Я, вздыхая, ходил, смотрел. Наш город замечателен тем, что даже ипохондрия находит здесь места гениальные!
А потом вдруг наступила зима. Проснулся я от колокольного звона, идущего со знаменитой колокольни Николы Морского, главной достопримечательности тихой Коломны. Давно он не доносился сюда — туманная оттепель глушила звуки. И вдруг — словно колокольня рядом: идут и глухие тяжелые удары, и бойкий перезвон. Сдвинул шторы: косая солнечная «косынка» на доме напротив. Сердце радостно прыгнуло. Но что, собственно, произошло? Просто сильный мороз обостряет все чувства. Заметил не я: в сильные морозы вспоминается детство. Эта яркость, восторг, пронзительность жизни однажды наполнили твою душу, когда ты вышел еще в валенках и закутанный платком, и между тобой и счастьем ничего еще не стояло, и ты его испытал. И теперь оно вспоминается при той же картинке за окном, и вдруг кажется: откроешь дверь и выйдешь прямо туда, в счастье.
Я торопливо оделся, пока ничего еще не встало между мной и этим утром, и выскочил во двор. Во дворе красота. Мороз сияет и жжет. Пришло то сладкое, забытое ощущение — в сильный мороз изнутри слипаются ноздри, и пальцы в носках друг о друга скрипят. Пока все как когда-то в детстве!