Когда он явился, я кинулся к нему не как к классику (пьесы его, честно говоря, оставили меня холодноватым) — я кинулся к нему как к автору пронзительных, ошеломляющих, переворачивающих тебя стихов и прозы самых последних лет! Надо все лучше писать, даже если жизнь все отчаяннее, и именно как раз поэтому — вот что он показал. И на тебя не должны влиять никакие награды! В последние годы они сыпались на Володина как снег — а он оставался абсолютно таким же, как раньше. Все ли выдерживают такую жизнь? А все ли Володины?
За Кировским проспектом, главной осью Петроградской, блистали широкие петербургские речки, любая из которых шире Темзы и Сены, вместе взятых, — Малая Невка, Большая Невка. За ними шли вольготные острова — Каменный, Крестовский — с глядящими из зарослей экзотическими виллами петербургских богачей — адвокатов, промышленников, знаменитых теноров. Самый известный здесь «Дом-сказка», построенный придворным архитектором Мельцером для себя и действительно напоминающий сказочную избушку.
Потом эти уютные острова облюбовали партийные работники. На берегу Невки спрятался, но все же виден приземистый, неказистый дом правительственных и партийных приемов, где наши вожди принимают других. Однажды мы с другом, выйдя в отличном настроении из дома на другом берегу, где живут преимущественно художники, решили переплыть Мойку и заглянуть в гости к партийцам. Откуда-то вдруг вылетевший милицейский катер подобрал нас.
Но мы все же тоже погуляли на тех островах! Несмотря на заборы, мы чувствовали тут свободу, прелесть, безграничность жизни! Впервые увидел я самый могучий в городе дуб, в цепной ограде, посаженный, по преданию, Петром I. Дальше шла совсем уже экзотика, небывалая страна — огромный буддийский храм, утробное пение бритоголовых монахов. В те годы по островам были сплошь гребные и яхт-клубы, и я, жертвуя учебой ради академической гребли, вылетал на распашной восьмерке от берега на простор.
Вторая главная ось Петроградской — ее Большой проспект, перпендикулярный Кронверкскому. Вдоль него стоят большие доходные дома, внизу сияют магазины, снует толпа. Большой с разгону вылетает к реке — на этот раз это река Малая Нева, отделяющая Петроградскую сторону от Васильевского острова, и в этом месте довольно широкая. Идешь через нее по Тучкову мосту, останавливаешься посередине, оказываешься над простором, на ветру.
С Петроградской стороны провожает тебя высокий, ладный Князь-Владимирский собор, выстроенный Ринальди, и широкая чаша Петровского стадиона, выстроенного в наши дни. Сейчас обычно на Петровском происходят все решающие битвы нашего «Зенита» с приезжими варягами — теперь, когда политика как-то отошла, все страсти отданы футболу и бушуют тут. В дни матчей здесь можно появляться лишь в бело-голубом зенитовском шарфике. Если ты совсем уже сошел с ума, можешь прийти, например, в красно-белом спартаковском. Но и появление без шарфика вообще также чревато: что ж это за тип такой, не болеющий за нашу команду? После игры фанаты разлетаются по городу, все улицы вокруг запружены возбужденной толпой с размалеванными сине-белыми лицами, проносятся машины, не выключая гудка, с огромными развевающимися зенитовскими флагами, и по реву толпы, по дружным речевкам «Зенит — чемпион! Зенит — чемпион!» совершенно невозможно понять, выиграл он или проиграл. Главное — он есть!
Поэтому, если хочешь не спеша, все прочувствовав, перейти с Петроградской стороны на Васильевский, то выбери тихий день.
От Тучкова моста недалеко ходить в гости к тем, кто покинул уже этот мир. На Васильевском, на берегу реки Смоленки, белые ворота знаменитого Смоленского кладбища, пожалуй, самого таинственного в городе. Мифы и реальность здесь давно вошли друг в друга, перемешались, изменились до неузнаваемости. Загадочен прежде всего не вянущий в столетиях культ Ксении Блаженной, в миру Аксиньи Петровой.
Знаменитая и весьма почитаемая не только верующими, Ксения Блаженная Петербургская принадлежит двум питерским островам: похоронена она на Смоленском кладбище на Васильевском острове, а жила, согласно легенде, на Петроградской, на Лахтинской улице. Здесь умер ее муж, придворный певец Андрей Петров. Аксинья не могла этого пережить. И ходила по городу в его одежде, уверяя всех, что это она, Аксинья, умерла, а Андрей Петров — вот он!