На возможность использования романов в качестве источника для выявления идеологии и социальной психологии различных слоев римского общества периода Империи указывал И. И. Толстой в статье, посвященной роману Харитона[109]
. И. И. Толстой отмечает, что, несмотря на условный характер героев и ситуаций греческих романов, переживания персонажей находили отклик в сердцах широких читателей, на которых в основном и были рассчитаны романы. И. И. Толстой пишет, что в низовых слоях герои греческого романа и связанный с ним комплекс представлений, этических норм воспринимались иначе, чем в высших слоях. Материал романов, таким образом, позволяет определить, что волновало преимущественно читателя из низовых и средних слоев: особый интерес должны были вызывать у него не умозрительные и абстрактные представления, а вопросы морали, связанные с практическими заботами и повседневными нуждами. И. И. Толстой подчеркивает, что историческая важность античного романа заключается в том, что на этом источнике прослеживаются изменения в сознании различных, и прежде всего низовых, слоев Римской империи, отобразившаяся в романе идеология и настроения, идущие вразрез с традиционными для античного общества принципами, новое воззрение на человека, согласно которому моральная ценность личности не зависит от ее социального статуса.Греческие романы в высшей степени отвечали психологии подданных империи, особенно ее социально ущемленных низовых слоев, в большей мере, чем другие, испытавших на себе давление чиновничьего аппарата, произвол господ, в чьем подчинении они находились, лишенных общественных гарантий вплоть до вполне реальной возможности быть подвергнутым не только политическому или экономическому насилию, но даже физическому. Этому широкому читателю, идентифицировавшему себя с героями романов, на жизненном пути которых судьба возводила непреодолимые преграды и которые с благородным мужеством и покорным терпением переносили страдания, адресовались греческие романы. Но особенно отвечало психологии низового читателя то, что в необычных ситуациях герои романов, несмотря на зависимость или кабалу, в которую они попадали, активно отстаивали свою духовную свободу. Таким образом, в романах нашла отражение проблема свободы воли, и прежде всего вопрос о достойном поведении человека в неблагоприятных внешних обстоятельствах.
Превращение свободного в раба — ситуация, часто повторяющаяся в греческом романе (герой или героиня попадают в плен к разбойникам, героиню выставляют на продажу и ее покупает сводник, героя продают в рабство восточному тирану и т. п.). Примечательно, что хотя превращение свободного в раба означало попрание человеческого достоинства, идеальный герой греческого романа (само воплощение добродетели и достоинства) является перед глазами читателей в рабском обличии: так, героине романа Ксенофонта Эфесского Антии обрезают косу, что позорило свободнорожденную женщину и ставило ее наравне с гетерой, надевают оковы и с сопровождающим отправляют в Италию, чтобы там продать ее содержателю публичных женщин. А вот как описано появление Левкиппы-рабыни, героини романа Ахилла Татия: «Внезапно к нашим ногам бросается женщина с остриженной головой, с оковами на ногах, с мотыгой в руках, грязная, в подпоясанном нищенском хитоне» (5, 27, 3).
Антию разбойники помещают в яму с псами. Габроком работает в нукерийских каменоломнях. В этих эпизодах герои, будучи свободнорожденными и находясь в рабском положении, подвергаются унизительным оскорблениям и побоям, иногда пыткам, носят рубища, цепи и кандалы, но при этом они сохраняют присутствие духа. Перенося мученические испытания, они противостоят произволу — источнику морального зла и смело высказывают своим угнетателям все, что о них думают, тем самым сохраняя свою внутреннюю свободу и достоинство. Можно поработить тело героя, но нельзя лишить его духовной свободы — этот вывод должен был найти сочувственный отклик у читателей романов.
Свободнорожденный герой, хотя и пребывает в силу необходимости в рабском состоянии, никогда не ведет себя, подобно рабу. В критической ситуации, когда приходится делать выбор между добром и злом, он остается верен себе, и его поведение, таким образом, отвечает нормам свободного человека (в эпиктетовском смысле) с его понятиями о чести. «Если бы тебе, — обращается Левкиппа к своему господину, — вздумалось поступать по отношению ко мне как тирану, то по необходимости я должна была бы подчиниться тебе, но ты не в состоянии заставить меня по моей воле подчиняться тебе» (Ach. Tat., 6, 20). Поведение, уподобляющее свободного человека рабу, представляется героям романа невозможным и заслуживает осуждения: «Ты поступаешь не так, как человек свободного и благородного происхождения. Ты действуешь так же, как раб Сосфен. Раб достоин своего господина» (Ach. Tat., 6, 18).