Новые люди Империи — это те, кто верит в возможность «начать все сначала», в новые главы и чистые листы; я же упорно дочитываю старую, уже написанную книгу, в надежде, что, прежде чем я ее захлопну, она ответит мне, почему я когда-то решил, что стоит за нее браться.
I. Доминирующее влияние Америки: общественное пространство в ходе войны
Империализм не закончился, не стал вдруг «прошлым» с началом процесса деколонизации, разрушающего классические империи. Наследие родства все еще связывает Алжир и Индию с Францией и Англией, соответственно. Значительное число мусульман, африканцев и жителей Вест-Индии из бывших колониальных территорий теперь живет в метрополийной Европе; даже Италия, Германия и Скандинавия сегодня вынуждены сталкиваться с подобными перемещениями, которые в значительной степени являются следствием империализма и деколонизации, как и расширения населения Европы. Вследствие окончания холодной войны и распада Советского Союза очевидно изменилась карта мира. Триумф Соединенных Штатов как последней сверхдержавы означает, что структуру мира теперь определяет новый набор силовых линий, которые вполне проявились уже в 1960-е и 1970-е.
Майкл Барратт-Браун (Barratt-Brown) в предисловии ко второму изданию 1970 года своей книги «После империализма» (1963) утверждает, что «империализм, без всяких сомнений, остается наиболее могущественной силой в экономических, политических и военных отношениях, в результате чего менее экономически развитые земли находятся в зависимости от более экономически развитых. И это еще не скоро закончится».* Ирония ситуации состоит в том, что описания новой формы империализма часто используют идиомы гигантизма и апокалипсиса, которые едва ли можно отнести к классическим империям в пору их расцвета. Некоторые из подобных описаний приводят в уныние настроением неизбежности, поверхностностью, безличным и детерминистским характером. Накопление во всемирном масштабе, мировая капиталистическая система, развитие слаборазвитых, империализм и зависимость или структура зависимости, нищета и империализм, — весь этот репертуар хорошо нам знаком в экономике, политологии, истории и социологии, причем его в меньшей степени связывают с новым мировым порядком, нежели с членами спорной левой школы мысли. Тем не менее культурные следствия использования таких аргументов и понятий очевидны, несмотря на их зачастую сомнительную неопределенность, и, увы, столь же очевидно прискорбны даже для самого неискушенного взгляда.
Каковы наиболее яркие проявления несправедливости прежних империй, или, по удачному выражению Арно Майера, упорства старого режима?**
*
**
Во-первых, это громадный экономический разрыв между бедными и богатыми государствами. Его в основе своей вполне простая топография описывается в жестких терминах так называемого Доклада комиссии Брандта «Север—Юг: Программа выживания» (1980).* Его выводы представлены на языке кризиса и опасности: необходимо пойти навстречу потребностям беднейших наций южного полушария, необходимо покончить с голодом, необходимо поднять уровень потребления, промышленное производство в Северном полушарии не должно препятствовать реальному росту в производственных центрах Южного полушария, следует «ограничить» деятельность транснациональных корпораций, мировая валютная система должна быть реформирована, финансирование развития должно быть изменено так, чтобы не допустить то, что справедливо было названо «долговой ямой».** Главная проблема, по использованному в Докладе выражению, состоит в распределении власти, т. е. в том, чтобы предоставить странам юга более справедливую долю «власти при принятии решений в рамках валютных и финансовых институтов».***
Трудно не согласиться с диагнозом Доклада, а также же с его выводами и рекомендациями, которые внушают еще большее доверие благодаря сба-