Культура и империализм

* Chomsky Noam. Towards a New Cold War: Essays on the Current Crisis and How We Got There. New York: Pantheon, 1982. P. 84—85.

манн и век Америки» представляет характерный для такого господства образ мышления, как он воплотился в карьере самого знаменитого американского журналиста своего века — журналиста, обладавшего самыми большими престижем и властью. Исключительность карьеры Липпманна, как это явствует из книги Стила, вовсе не в том, что тот был уж как-то по-особому корректен или проницателен в своих сообщениях и прогнозах по поводу мировых событий (скорее, нет), но в том, что, занимая «инсайдерскую» позицию (его термин), он ничтоже сумняшеся утверждал глобальное доминирование Америки, за исключением Вьетнама, и что он видел себя как пандита (ученого мужа), помогающего соотечественникам «приспособиться к реальности», — к реальности, не имеющей себе равных в мире мощи Америки, которую он делает более приемлемой, подчеркивая ее моральность, реализм, альтруизм с «поразительным мастерством и не уводя публику слишком далеко от сути общественного мнения».*

Аналогичный взгляд, пусть и иначе выраженный, как более строгое и элитарное понимание глобальной роли Америки, можно найти в деятельности Джорджа Кеннана. Автор политики сдерживания, которая определяла официальное мышление большую часть периода холодной войны, Кеннан был уверен, что его страна является хранителем западной цивилизации. Для него такая судьба в не-евро-пейском мире означала, что не стоит тратить силы на то, чтобы сделать США более популярными (он пренебрежительно называл это «ротарианским идеализмом»¹⁴⁹), но, скорее, надо полагаться на «концепты непосредственной силы». И поскольку

* Steel Ronald. Walter Lippmann and the American Century. Boston: Little, Brown, 1980. P. 496.

ни один из прежде колонизированных народов или государств не обладал необходимыми средствами, чтобы бросить США военный или экономический вызов, он призывал к сдерживанию. Однако в меморандуме, подготовленном в 1948 году для Управления по планированию политики, он одобрял реколонизацию Африки, а в своих статьях 1971 года — апартеид (но, конечно, не его издержки), хотя при этом не поддерживал американскую интервенцию во Вьетнаме и в целом «чисто американский способ [построения] неофициальной имперской системы».* Для него не было сомнений в том, что Европа и Америка предназначены судьбой, чтобы направлять мир, — взгляд, который заставил его считать свою собственную страну своего рода «подростком», готовящимся занять место, которое некогда занимала Британская империя.

Послевоенную политику Соединенных Штатов формировали другие силы помимо Липпманна и Кеннана. Оба они одиночки, не слишком довольные массовым обществом, в котором жили, ненавидели шовинизм и грубые формы агрессивного американизма. Они понимали, что изоляционизм, интервенционизм и антиколониализм, фритредерский империализм связаны с внутренними характеристиками американской политической жизни, описанными Ричардом Хофстадтером как «антиинтеллек-туальные» и «параноидальные» — в этом причина непоследовательности, сближений и отходов внешней политики перед концом Второй мировой войны. Однако идея лидерства Америки и ее исключительности никогда не исчезала. Вне зависимости от того, что делают Соединенные Штаты, эти авторитетные специалисты не хотели бы видеть США имперской

*См.: Stephanson Anders. Kennan and the Art of Foreign Policy. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1989. P. 167, 173.

державой, такой как те, которым она наследовала, предпочитая в качестве обоснования для своих действий тезис о «мировой ответственности». Первоначальные обоснования — доктрина Монро, Божий промысел¹⁵⁰ и тому подобное — ведут к «мировой ответственности», что в полной мере соответствует росту в США глобальных интересов после Второй мировой войны и представлениям об их исключительной мощи, из чего исходили внешняя политика США и интеллектуальная элита.

Во вполне убедительном исследовании нанесенного всем этим вреда, Ричард Барнет отмечает, что военные интервенции США в третьем мире происходили ежегодно в период между 1945 и 1967 годами (когда он уже просто перестал считать). С того времени США сохраняли впечатляющую активность, в особенности в ходе Войны в Заливе в 1991 году, когда 650 000 солдат были отправлены, чтобы остановить вторжение Ирака на территорию союзника США. Такие интервенции, говорит Барнет в книге «Корни войны», обладали «всеми признаками мощного имперского кредо...: чувством миссии, исторической необходимостью и евангелическим рвением». Он продолжает: