Культура и империализм

Но равным образом и в странах третьего мира дебаты по поводу практики колониализма и лежавшей в ее основе идеологии империализма все еще весьма разнообразны и остры. Многие считают, что, несмотря на горечь и унижение от порабощения, в этом были все же и определенные преимущества, а именно: либеральные идеи, национальное самосознание и технические блага, — со временем все это позволяет хотя бы отчасти примириться с империализмом. Другие ретроспективно размышляют о колониализме в постколониальном веке, чтобы тем лучше понять трудности настоящего во вновь обретших независимость странах. Реальность проблем становления демократии, развития и судьбы подтверждается преследованием со стороны государства тех интеллектуалов, которые сохранили отвагу мысли и публичного действия — Экбаля Ахмада и Фаиза Ахмада Фаиза в Пакистане, Нгуги ва Тионго в Кении или Абдельрахмана эль Мунифа в арабском мире, — выдающихся мыслителей и художников, чьи невзгоды не притупили остроту их мысли и не смягчили жестокости преследователей.

Муниф, Нгуги, Фаиз, как и любой другой из этого ряда, испытывали безграничную ненависть к пришедшему на их землю колониализму и поддерживавшего его империализму. По иронии судьбы их слушали, но лишь в пол-уха, будь то западные интеллектуалы, или же правящие силы в их собственных обществах. Для многих западных интеллектуалов они были чем-то вроде Иеремии, обличающего пороки уже ушедшего в прошлое колониализма, а с другой стороны, правительства их собственных стран в Саудовской Аравии, Кении, Пакистане видели в них агентов внешних сил, которых следует либо посадить в тюрьму, либо изгнать из страны. Трагизм этих, как и многих других форм постколониального опыта, идет от ограниченности попыток работать с поляризованными, предельно неуравновешенными отношениями, которые по-разному остались в памяти у разных групп населения. Сферы, узловые точки, задачи и действующие лица истории в метрополиях и в бывших колониях перекрываются лишь отчасти. Сравнительно небольшая общая территория, которая воспринимается одинаково, порождает лишь то, что можно называть риторикой вины.

Прежде всего я хотел бы исследовать как общее, так и отличное в интеллектуальных пространствах постимперского общественного дискурса, обращая при этом особое внимание на то, что в них подкрепляет и взращивает риторику и политику вины. Затем, используя приемы и методы того, что можно было бы назвать компаративной литературой империализма, я постараюсь исследовать те способы, при помощи которых переосмысленные и пересмотренные представления о том, при помощи каких интеллектуальных ходов в постимперском дискурсе может расширить имеющееся у метрополии и бывших колоний общее пространство. Шаг за шагом исследуя различия в опыте, т. е. создавая то, что я называю переплетающимися или перекрывающимися историями, я попытаюсь сформулировать альтернативу как политике вины, так и гораздо более деструктивной политике конфронтации и враждебности. В результате подобных действий может появиться гораздо более интересный и плодотворный тип секулярной интерпретации, нежели осуждение прошлого или сетования по поводу того, что оно закончилось, или чем еще более бесплодная из-за связи с насилием, но и гораздо более легкая и привлекательная, ведущая к кризису враждебность между западной и не-западными культурами. Мир слишком тесен и слишком взаимозависим, чтобы смотреть на это сложа руки.

III. Два взгляда в «Сердце тьмы»

Господство и неравенство в распределении власти и богатства — извечные факты человеческого общества. Но в современном мировом порядке они могут быть поняты также и как следствия империализма, его истории и новых его форм. Нации современной Азии, Латинской Америки и Африки в политическом плане независимы, но во многих отношениях они все еще являются объектом доминирования и столь же зависимы, как и во времена непосредственного владычества европейских держав. С одной стороны, это следствие нанесенных самим же себе ран, как имеют обыкновение говорить критики вроде В. С. Найпола: это их (всем известно, что «они» означает цветных, желтых, ниггеров) нужно винить в том, что с «ними» произошло, и нет больше смысла талдычить о том, что это наследие империализма. С другой стороны, огульно винить европейцев во всех бедах настоящего — не слишком удачная альтернатива. Нам нужно смотреть на эти вопросы как на сеть взаимозависимых историй, которые неверно и бессмысленно подавлять, а, напротив, было бы полезно и интересно попытаться понять.