Культура и мир

Подобная «автономизация» противоположна, подчеркнем, самому духу христианской культуры, ориентированной на живую и неразложимую целостность творчества. Не существует никаких «чистых», не обусловливающих друг друга сфер культуры. Нет «чистой философии», «чистого разума» и представления об их существовании возникли у мыслителей христианской эпохи. Именно установка на «чистый разум» способствовала – «в известных границах» – отделению разума, мысли и слова от живой связи с бытием. Поэтому задача христианской культуры заключается как раз в том, чтобы «охранять» взаимосвязь всех сфер творчества с Логосом Христа как исторически конкретным и живым выражением абсолютного и безусловного.

Иной путь ведет прямо к культурному дуализму, к отрыву культуры от её божественных истоков, к ослаблению её духовно-нравственного и эстетического потенциала, к отходу от представления о неполноте, несовершенстве и греховности человека, а тем самым и от существеннейшей культуры, вести человека к духовному росту, духовному совершенствованию.

Исторической предпосылкой культурного дуализма был ипантеизм. В. В. Зеньковский обращается в этой связи к Плотину, в частности его учению об Абсолюте (Едином), где последний сближался с апофатическим богословием, опираясь в то же время на пантеистическую установку, которая несовместима с идеями «тварности» мира, личного Бога, а также с идеей о рациональном и непрерывном «переходе» Единого в реальное бытие. Неоплатонистские тенденции проявлялись и у Н. Кузанского, Дж. Бруно, Б. Спинозы, Ф. В. Шеллинга.

Культурный дуализм как дуализм философский, а также религиозный, выражает по убеждению В. В. Зеньковского, из натуралистических (пантеистических) основоположений – как «эмпирических» (поясним, позитивистко-материалистических) так и «метафизических» (пантеистический имперсонализм, трансцендентализм, человекобожие). В первом случае, человек и его культура «обедняются», возводятся к дарвинизму, материализму и нравственному пессимизму. Во втором – «божественное» признается «сущностью» человека, что порождает «метафизическую антропологию», «метафизический идеализм», которые хотя и сближаются в той или иной мере с христианством, но в целом, принципиально расходятся со святоотеческим учением и не являются христианскими (Зеньковский В. В. Об образе Божием в человеке Вопросы философии 2003: 147–151).

Человек «подобен» Богу, но образ Божий – не в «природе» человека и его души, и потому его нельзя понимать ни «субстанционально», ни как «строение» или «функцию души», но только как способность вечной жизни души. Образ Божий не есть сила, вложенная в душу, ибо в этом случае было бы непонятно, как возникает зло в человеке, и как следствие надо было бы признать естественную, субстанциональную божественность человека, и соучастие его в Божестве, несмотря на тварность – что уже есть явное и нестерпимое противоречие» (Зеньковский В. В. Об образе Божием в человеке Вопросы философии 2003:156). Образ Божий предстаёт как начало динамическое, влекущее к духовному совершенствованию, порождающее такие проявления в душе человеческой как любовь, духовная свобода, способность к творчеству и разум, сообразующийся и в земной жизни с божественным Словом.

Этот вывод принципиально важен для понимания мировоззренческих основоположений культуры и культурологии. Бог вложил в человека не субстанционально данную частицу своей божественности, но, повторим еще раз мысль В. В. Зеньковского, лишь способность, реализуемую в том числе и в культуре, как некое духовное задание.

Смысл духовности, отметим в этой связи, заключается во вложенном в душу человека стремлении преодолеть дуализм божественного и человеческого, трансцендентного и имманентного, условного и безусловного, относительного и абсолютного. Духовность есть динамический порыв, «томление» души человеческой, ищущей совершенства.

Личность сообразуется не только с реальной действительностью, не только с естественноисторическими детерминантами бытия, но и с божественным заданием, с заданной божественной волей способностью к духовной свободе, к жизни по высшим ценностным критериям. Эта способность не нацелена только и исключительно на жизнь вечную, не сводится к бездеятельному, пассивному пониманию божественной воли (в духе отречения от мира земного), но предполагает также и активные, творческие усилия, активную деятельность в имманентно данном бытии, включая сюда и культурное созидание. Реальность дана, «томление» души о безусловном и вечном задано свыше. Важно в этой связи подчеркнуть, что культурный дуализм между данным и заданным выступает не как антиномия, но как противоречие, которое как раз разрешается в процессе духовно-творческого совершенствования, духовного роста человека.