Культура: История о нас, от пещерного искусства до K-Pop

Если до 1854 года торговля между Японией и Западом была лишь струйкой, то теперь она превратилась в поток. Через два порта шли всевозможные товары, удовлетворяя интерес Запада к японским товарам, среди которых особое место занимали многоцветные гравюры. Их элегантный дизайн, яркие цвета и характерные мотивы казались западным глазам типично японскими. Эти гравюры были частью увлечения, известного как "японизмери", - увлечения всем японским, типичный пример которого - "Тридцать шесть видов горы Фудзи" Хокусая. Не имело значения, что укиё-э совсем не представляли традиционную японскую живопись, а были гораздо более поздним, коммерческим и популярным видом искусства. Не имело значения и то, что в руках таких художников, как Хокусай, художники многоцветной печати, по сути, использовали некоторые западные техники. Единственное, что имело значение, это то, что серия была легко воспроизводима, и именно поэтому эти изображения, прежде всего "Великая волна у Канагавы", как гласит полное название картины, стали тем изображением, которое, как никакое другое, представляло Японию миру, который, как оказалось, был переделан Конвентом Канагавы.

 

ЕСЛИ ВЛИЯНИЕ ТРАДИЦИИ ПЕРРИ НА ЗАПАДНОЕ ИСКУССТВО БЫЛО ЗНАЧИТЕЛЬНЫМ, то ее влияние на Японию было бесконечно большим: "Это было похоже на шипение бутылки шампанского, которая только что выбила свою собственную пробку". Человек, написавший эти строки, был Эрнест Феноллоза, и он был в очень хорошем положении, чтобы знать. Хотя он и не участвовал в подписании Канагавской конвенции, он стал одним из тех американцев, которые преобразили Японию после ее подписания. Феноллоза не заставил бутылку шампанского разбиться, но он присутствовал на празднике.

Это была вечеринка не для всех, и Феноллоза это знала. Канонерская дипломатия Перри продемонстрировала слабость старого военного правительства с его строгой иерархией, неэффективностью и неравенством; ограничение контактов с посторонними было, пожалуй, наименее значительным препятствием. Когда этот режим рухнул, новые правители Японии поняли, что стране необходима модернизация. Они пригласили иностранцев, чтобы те научили их всему, что нужно знать о Западе, и среди них был Феноллоза. Он пробыл здесь гораздо дольше, чем ожидалось, и это привело к таким последствиям, о которых он не мог и помыслить.

Феноллоза родился у отца-иммигранта в Салеме, в то время светском портовом городе к северу от Бостона, и поступил в Гарвард, где получил образование, основанное на взглядах новых прогрессивных мыслителей, появившихся в орбите Джордж Элиот, включая Чарльза Дарвина, Герберта Спенсера и Г. В. Ф. Гегеля. Это были те фигуры, о которых теперь хотела знать Япония. Чтобы облегчить передачу знаний, японский император создал новый университет и пригласил молодого Фенола лозу преподавать в нем. Феноллоза недавно женился на Элизабет Гудхью Миллетт, и пара решила переехать в Японию.

Несмотря на то, что Феноллоза находился в Японии, чтобы преподавать самые последние достижения современной мысли, его истинной страстью было искусство. Его дочь Бренда, родившаяся в Токио, вспоминает об их домашнем хозяйстве:

Время от времени наш дом наполнялся предметами искусства: ширмы из сусального золота, на которых яркими красками были написаны сцены из японской жизни, птицы и пейзажи; какемоно в богатых парчовых рамах; гравюры на дереве многих известных художников; бронзовые хибачи - бражники, в которых японцы разжигают уголь и над которыми они сидят на мягких ковриках, грея руки; бронзовые вазы и бронзовые подсвечники; бронзовые колокольчики из храмов; латунные и серебряные благовония; перегородчатые подносы и шкатулки, изысканные лаковые таны и бесконечное разнообразие фарфора. Как они были прекрасны, и как я с удовольствием рассматривал каждый новый предмет после их прибытия! И они таинственно исчезали, а за ними следовали другие, пока последние тоже не проходили путь первых.