Культура Zero. Очерки русской жизни и европейской сцены

Театр может не только создать иллюзию, но и развеять иллюзию (эдакий сеанс театральной магии с полным ее разоблачением). А потом на наших глазах снова создать! Театр – это вечное построение и разрушение мандалы. И «Золотой осел» – идеальный текст для театра. Не потому, что в романе Апулея страсти-мордасти, путаница в сюжете и вообще черт ногу сломит. Это для «разомкнутого пространства» хорошо, но это не главное. Главное, что второе название «Золотого осла» – «Метаморфозы» (!), и в этих метаморфозах есть свой сакральный метасюжет.

Финальное (происходящее у Апулея в храме!) превращение осла в человека – это в контексте проекта, конечно же, превращение гусеницы в бабочку, сора в стихи, жизни в искусство. И оно оставляет для каждого из нас надежду, что мы когда-нибудь превратимся из того, что мы есть, в человека.

Не знаю, имел ли Юхананов это в виду, когда придумывал свой opus magnum. Но если бы не он, я бы никогда не подумала обо всем этом и никогда не сформулировала бы вот так для себя онтологическое оправдание театра. Если бы не его «разомкнутое пространство работы», я бы, наверное, так никогда и не увидела всего «золотого осла» – только время от времени ощупывала его уши, копыта и хвост.

Вадим Гаевский Песни Марины

Вы просите песен? Их есть у меня.

Лев Славин. Интервенция

Вторая книга Марины Давыдовой «Культура Zero» столь же хороша, как и ее первая книга «Конец театральной эпохи», столь же умна, столь же увлекательна, столь же блестяще написана, но в некотором смысле и более немилосердна. У нее, правда, другой жанр или, точнее, контаминация сразу нескольких жанров. Там были собраны театральные рецензии, театральные портреты, театроведческие теоретические статьи, здесь они тоже есть, но есть и другое, что можно назвать публицистической социологией, и как раз именно театр позволяет, а иногда и вынуждает проникнуть в эту достаточно замкнутую сферу. По-видимому, такими и должны быть, особенно у нас, современные искусствоведческие книги. Сами же рецензии в новой книге напоминают манифесты.

А немилосердна она не по отношению к избранным сюжетам и названным именам, не к тенденции, торжествующей повсюду, а к тем, кто эту тенденцию не поддерживает, не может принять и оценить, кто живет прошлым, почтенным, но омертвевшим. А может быть, и придуманным, сочиненным (к этим недалеким несмелым людям, по-видимому, принадлежу и я, но мои аргументы будут представлены позднее). Сами же избранные сюжеты и названные персонажи вызывают у Марины Давыдовой не только сочувствие, но и глубокий интерес, она поддерживает их не банальными похвалами, а анализом, порой чрезвычайно изощренным. И, к примеру, о наиболее дискуссионном спектакле последних лет – «Братья Карамазовы», поставленном Константином Богомоловым на сцене МХТ, на той самой сцене, где когда-то, чуть более ста лет назад, игрался легендарный мхатовский спектакль с Леонидовым, Качаловым и Москвиным, она пишет короткое, виртуозно построенное исследование, которое у меня, оппонента Давыдовой, тем не менее вызывает ассоциацию не с чем-нибудь, а со статьей Виссариона Белинского о «Гамлете» Мочалова, спектакле 1837 года. Тем более что и здесь, в статье о Богомолове, возникает и тень Гамлета, и гамлетизм, появляются и кладбищенские мотивы. Вы шутите – скажут мне: неистовый Виссарион и холоднокровная Марина? Да нет же, нисколько не холоднокровная, в ней тоже живет неистовство, но совсем другого рода: неистовость ироничная, постмодернистская или, употребим это пропагандируемое Давыдовой понятие, – неистовость постдраматическая. Оказывается, и такая нужна. Оказывается, и такое возможно.