Культурные коды экономики. Как ценности влияют на конкуренцию, демократию и благосостояние народа

С другой стороны, самовыражение или самовыживание. Это как раз про труд, но в такой постановке вопроса: мы трудимся для того, чтобы выжить, или мы трудимся, чтобы развиваться? Разумеется, попытка выйти в другие сферы деятельности, создать инновационную экономику, придумать виды деятельности, которых не было никогда, – это и есть самореализация, и это одновременно есть экономическое развитие. Это понимали и раньше. Карл Маркс говорил, что закон стоимости мог получить истинное распространение на рынках только тогда, когда идея народного равенства приобрела прочность всенародного предрассудка. Почему? Потому что очень важно, говоря о народном равенстве, понимать, что это равное отношение к разным видам труда, без маркировок, мол, вот это – почтенная деятельность, а это – деятельность непочтенная.

До тех пор, пока считалось, что свободному человеку недостойно заниматься определенными видами труда, ими должны заниматься только рабы, экономика не могла обрести стоимости как закона, рынка, промышленного развития, потому что не было еще «идеи народного равенства, приобретающей прочность всенародного предрассудка».

Через религии мы пытаемся посмотреть на разные факторы. Необязательно сама религия влияет на них, но что-то в ней. И такое уточнение факторов вполне возможно, особенно если говорить не только о протестантах, как у Вебера, а, например, еще и об иудеях и конфуцианцах. Если говорить о конфуцианцах, в начале ХХ века исследователи дружно полагали, что конфуцианство препятствует экономическому развитию, и отсталость Восточной Азии объясняли конфуцианством. И в последней трети ХХ века колоссальные экономические успехи Восточной Азии также объяснили конфуцианством. Но дело в том, что конфуцианство внутренне изменилось за ХХ век, ушел так называемый мандаринский вариант конфуцианства в Китае. Аналогичное изменение произошло у иудеев при переходе из Средневековья в Новое время. Иудеи в Средневековье занимали прочные экономические торгово-ростовщические позиции, и казалось, что с приходом капитализма они окажутся среди лидеров. Но в какой-то момент традиционный иудаизм затормозил их развитие, и этого не случилось. Тогда иудеи нашли в себе силы изменить кое-что в иудаизме и в тех предписаниях, которые дает религия, и ныне их результаты гораздо более очевидны и эффективны.

Еще один пример того, как изменение при сохранении религиозной конфессии дает неожиданный результат, – так называемое католическое экономическое чудо 90-х годов ХХ века. В 90-е годы три разных района Европы неожиданно резко улучшили свои экономические показатели. Это Польша, южные районы Германии и Ирландия. Единственное, что роднило эти три территории, – католицизм. Разумеется, возникла гипотеза, что что-то, изменившееся в католицизме, дало такой результат. Кстати, один из экономистов немецкого Севера, то есть протестантской части Германии, когда его спросили о том, почему теперь католики опережают протестантов, сказал: «Просто они стали большими протестантами, чем мы».

Что произошло? Споры продолжаются, и мы можем считать, что окончательный ответ не найден, но 15 лет назад было написано интересное диссертационное исследование. Автор этого исследования, Мария Снеговая, сейчас известный политолог, живущий в США, а диссертацию она писала по экономике, научным руководителем у нее был Евгений Григорьевич Ясин, а я был оппонентом по этой диссертации, поэтому довольно подробно разбирался с материалами. В этой диссертации проводилось сравнительное исследование поведения католиков и православных. Точнее говоря, Мария пользовалась украинскими материалами для того, чтобы сравнить экономическое и политическое поведение униатов, католиков и православных, а проверяла это на данных сравнительного поведения испанцев, греков и греков-киприотов, и все это приводило к выводу, что различия есть, и что католичество дает установки на более энергичное и результативное экономическое поведение.

Но вот что интересно: по мнению Марии Снеговой (я знаю, что это мнение не разделяет, например, профессор Андрей Зубов), Второй Ватиканский собор (1962–1965 гг.) сыграл здесь решающую роль. Этот собор не только перевел богослужение на национальные языки, но изменил социальную доктрину католической Церкви. До Второго Ватиканского собора в соответствии с традицией считалось, что труд – это проклятие, посланное человеку за его грехи, что богатство зазорно, а нищета священна. При такой тройственной установке могут быть, конечно, сильные результаты духовных практик, но не может быть экономического развития и экономической эффективности. Социальная доктрина поменялась. Прошло 25 лет – и случилось католическое экономическое чудо. Я бы сказал, что, похоже, одно изменение повлекло за собой другое, и перестройка продлилась четверть века. Не исключено, что за такое время действительно произошел культурный сдвиг в новых поколениях, который дал интересный результат в Польше, Южной Германии и Ирландии.