Академик Л.В. Милов в книге «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса» показал, что вегетативный период в нашем сельском хозяйстве был вдвое короче, чем в Европе. То есть нужно было решить те же задачи, которые решали европейцы, за принципиально более короткое время. Отсюда, кстати, и другое отношение к вероятности достижения результата – русские «авось» да «небось». Потому что, как успели, так и посеяли – даст Бог, взойдет, потому что не было больше времени, потому что природа суровая, и почвы не очень плодородные. И отсюда – не только высокое избегание риска и неопределенности, но и готовность к крайнему риску. Эта социокультурная характеристика полярна. Заметьте, что «русская рулетка» – выражение, обозначающее способность идти на крайний смертельный риск, – тоже проявление этого свойства. Мы это отлично видим в сфере финансовой грамотности: люди входят в мир сложных финансовых продуктов, потому что цифровизация их туда затащила зарплатами на карточках, предложениями от банков в смартфонах и т. д. Так вот, люди проявляют там, с одной стороны, крайнюю консервативность и избегание рисков (депозит в государственный банк – и больше ничего не надо), а с другой стороны – склонность к очень высокому риску и участию в каких-то головокружительных авантюрах, потому что «авось» и «небось» встроены в культурный код.
Чем экономически полезно это свойство краткосрочной мобилизации? В России по-прежнему актуальны задачи освоения пространства, и работа вахтовым методом в той же Арктике – это, конечно, применение такой краткосрочной мобилизации. Или маятниковая миграция в агломерациях, когда мегаполис притягивает к себе соседние регионы, и люди уезжают туда на заработки и могут интенсивно трудиться именно в краткосрочном авральном режиме. Наконец, в случае шока, когда нужно быстро на что-то реагировать. Обратите внимание, как быстро в России в условиях пандемии выросли все цифровые услуги – укрепился мобильный банкинг, расширился каршеринг, развернулась электронная служба доставки. Это культурное свойство рассчитано на быстрый результат. Удастся ли удержаться на волне цифровизации – это уже другой вопрос.
Подведем итоги. У нас есть культурный потенциал, который можно реализовать как в направлениях, важных с точки зрения нынешнего мирового экономического развития (креативные индустрии), так и в сфере пространственного освоения, быстрого закрепления новых технических результатов. Но только все эти сокровища лежат под замком. Они есть, но они заперты. И в виде замка выступает отсутствие стремления к длинным целям, долгосрочным результатам, короткий взгляд. Когда в 2011 году мы исследовали возможности восточноазиатских модернизаций, выяснилось, что одним из важнейших факторов было то, что элиты восточноазиатских стран имели минимум 20-летний горизонт перспективного планирования. Это не просто ожидание значительных перемен в стране – это готовность строить свои действия на два десятилетия вперед. В нашей стране эти горизонты очень короткие – три-пять лет максимум, а проблемы, которые необходимо решать, не решаются за этот период. Именно поэтому сундук заперт: замок короткого взгляда перетягивает российскую экономику в сторону извлечения ренты – снять, что можно, с сиюминутной ситуации, а не с инновационной деятельности, потому что еще неизвестно, когда та принесет реальный продукт и доход.
Глава 6
Эффект колеи
Фактически, явление, которое мы наблюдаем, этот запертый сундук с сокровищами, – это культурный механизм, получивший в мировой теории название path dependence problem, а по-русски я 15 лет назад предложил называть его «эффектом колеи»: страна как бы попадает в определенную траекторию, хочет из нее вырваться, но не может. Что такое эффект колеи?
Десять лет назад, в книге «Экономика всего» я рассказывал об этом эффекте. Но с тех пор были проведены исследования, которые уточнили картину, причем именно на российских материалах. Об этом я и хочу рассказать, но сначала напомню о развитии теории колеи.
На примере России эту проблему предвидели еще русские философы Серебряного века – марксистский философ Георгий Валентинович Плеханов и православный философ Георгий Петрович Федотов. Это очень разные по мировоззрению философы, но они увидели важное явление в истории России – циклическое воспроизведение самодержавия и крепостничества.