По этому поводу есть яркая история про компанию Wallmart. Один из директоров неудачным экспериментом нанес компании ущерб на 10 миллионов долларов. Он явился на доклад к президенту, полагая, что будет уволен, но с ним обсудили текущие дела, и дальше президент вроде бы не собирался продолжать разговор. Директор спрашивает: «Разве вы меня не уволите?» А президент отвечает: «Как мы можем уволить человека, в образование которого мы только что вложили 10 миллионов долларов?» Это другое отношение к неудачам. Разумеется, это не означает, что потерял деньги – и Бог с ними, потому что важно смотреть, как человек накапливает умения, знания, извлекает опыт. Но преподавание культуры неудач – это правильный путь для того, чтобы избегание неопределенности перестало быть фактором, блокирующим развитие.
Теперь несколько слов о тюрьме и армии. Если говорить о российской тюрьме, то она, конечно, транслирует высокую дистанцию власти, причем двумя способами. Исследователи, и институциональные экономисты в том числе, показали, что в российской тюрьме уже 50 с лишним лет идет война двух культур – тюремной и государственной, но и та, и другая – иерархические. И воровской закон, и тюремная администрация делают иерархическую структуру основой человеческого восприятия. Поэтому в стране с большим тюремным населением (а Россия – страна с большим тюремным населением) это означает, что такие нормы транслируются не только на человека, сидящего в тюрьме, но на его близких, родственников, друзей. Пока российская тюрьма работает, конечно, на сохранение дистанции власти. Но надо понимать, что тюрьма может быть устроена по-разному, как, впрочем, школа и армия.
Перейдем к армии. Я бы сказал, что здесь есть положительный результат. Главный механизм, воспроизводивший высокую дистанцию власти в армии, – это дедовщина. Она отнюдь не является советским изобретением – дедовщина так или иначе исторически существовала во многих армиях мира, была связана со своеобразными культами, представлениями о мужской солидарности, иерархии и т. д. Но, разумеется, преодоление дедовщины означает шаг к радикальному снижению дистанции власти, потому что страна с призывной армией пропускает через этот канал достаточно много людей. Что можно сказать о России? Сокращение срока призывной службы – это довольно важный источник положительного эффекта. Поле дедовщины схлопывается. Нельзя сказать, что она исчезла совсем, но, думаю, что ее безраздельное господство пошатнулось.
Теперь обратимся к той среде, в которой живет человек, и начнем с пространства. Пространство ведь тоже может транслировать ценности и идеи. В 2012 году в проекте Большой Москвы мы проводили совместные исследования с Институтом «Стрелка» и прекрасным голландским архитектурным бюро ОМА, очень известным в мире. Мы исследовали город как текст и город как трансляцию ценностей. Мы сравнивали опыт искусственно созданных мировых столиц, таких как Санкт-Петербург, Астана-Нурсултан, Канберра, Бразилиа, Вашингтон. И наиболее успешным в смысле трансляции ценностей оказался опыт Санкт-Петербурга.
Давайте остановимся только на двух чертах. Одна очень специфическая для Санкт-Петербурга: то, что там верфи оказались в центре города. Это ведь фактически трансляция ценности труда – той самой ценности, которая создала эффект протестантизма. Но гораздо важнее, с моей точки зрения, Летний сад, который был тиражирован в виде городских садов во всех губернских и уездных городах. Летний сад – это место, где верховная власть встречается со своими подданными, и при этом никто не падает ниц, все могут гулять вместе, разговаривать друг с другом. Это был очень серьезный и абсолютно сознательный удар, нанесенный реформатором Петром I по азиатской дистанции власти, которая, видимо, мешала ему в его реформах. К сожалению, именно в Летнем саду в 1866 году студент Дмитрий Каракозов выстрелил в гуляющего царя-освободителя Александра II. Близость власти и подданных иногда порождает тяжелые эксцессы. Но тем не менее это большое достижение и важный ценностный посыл.
Корпоративное пространство, в котором человек работает, проводит значительную часть времени, – мощный фактор формирования ценностей. Я приведу пример южнокорейской фирмы, которая делала уже следующий шаг от чеболя как промышленного концерна родственников к инновационной компании. Знаете, что они придумали? Они обязали инженеров, работающих в компании, снять галстуки – не носить их на работе – и получить дополнительное образование в какой-либо сфере искусства. Галстук для Кореи, крестьянской страны – это как погоны для офицера: родителей радует, что их сын стал такой важной персоной, что носит галстук. Но иногда наступает время снять галстуки и отказаться от высокой дистанции власти для того, чтобы включить инновационный потенциал.