Культурные особенности (СИ)

— Пройдем… — ответил Эрвин, упрямо скрипнув зубами. Орлан спланировал вниз, сел у ног, клюя с земли сбитые колесами семечки. Склюнул, скривился, помотал головой. Под пальцами — Эрвин машинально полез в карман — по пальцам скользнула жесткая шерсть. Захрустели ветки, застучали шаги за спиной. Эрвин обернулся на звук и увидел знакомую звериную морду. Давешний «котик» — рогатый муур-зверь. Только еще один шип на воротнике обломал и выражение на морде — такое же недоуменно-дикое. Что, мол, за фигня, человек?

Эрвин пожал плечами и брякнул, неожиданно для себя:

— Мужики, выручайте.

Орлан с «котиком» переглянулись. В две головы, одна — изящная, с кривым клювом и белым, топорщимся вверх хохолком, и вторая — вытянутая, мощная, с двумя короткими кривыми рогами. И кивнули. Оба. Выразительно так. Едва ли не прежде, чем Ирина высвистела на дудке перевод Эрвиновых слов на звериный.

Над истоптанным полем плыл дым. Тяжелый маслянистый дым и копоть горелого масла. И рев. Мерный, оглушительный рев дизеля на больших оборотах.

Дикари открыли стрельбу — опять. Истовую, сполошную стрельбу на звук, не видя цели. Рация в руках Уарры-воина будто взорвалась — захрипела, захлебываясь криком, шумом стрельбы и короткими, невразумительными докладами.

… с севера, трое, один горит…

… Западный фас — один подбит, еще два удирают. Кванто кхонте…

… Северный пост, нас обходят, — шлите подкрепление.

… тысячеглазый, их много…

Уарра не мог понять. Дальние посты в джунглях успели доложить об одной «звездной» машине, патрули на поле — о двух сгоревших и трех — отбитых и ушедших назад в облаке дыма. А пока он недоумевал — орлан и «котик» успели сделать вокруг него полный круг. Орлан — с чадящец дымом шашкой в когтях, «котик» — с подвешенной на рога «шумелкой» — имитатором. Аккуратно, не залезая под дикий, бесцельный огонь. А бэха…

Бэха в руках у Мии прибрала газ и — на пониженной, медленно, стараясь без нужды не шуметь — пошла вперед. Тихо, прячась от чужих глаз облаке дыма. Черного маслянистого дыма от склада ГСМ. Западный ветер нес его, прижимал к земле, заботливо кутал ползущую наощупь машину. Через поле к озеру, сквозь сухо трещащие под днищем заросли камыша. Прямо на площадь, к разрушенному вчера собору святой Фотинии…

Глава 32 Огонь и колеса

Бой в поселке для Эрвина распался на ряд ярких, бессвязных картин. Серое, давящее небо небо, клубы дыма, неровная груда камней — все, что осталось от собора святой Фотинии. Так и не достроил его председатель Хуан. Западный ветер гудел в разрушенных трубах эоловой арфы — уже не ангельски, низко, тягучим жалобным воем. Искореженный, смятый в лепешку джип — рядом, кверху колесами. Срубленный, разнесенный лазерными лучам забор, еще вчера такой аккуратный. В грязи, на земле — белые цветы. Кто-то прошелся по ним сапогами. Топот множества ног — быстро, почти бегом. Птичий свист в вышине, Иринин шепот:

— Эрвин, это не наши…

Пулеметный рев. Перед глазами — двумя столбами — стена огня и черного дыма. Черного дыма, рыжего, злого огня. Трассера хлестнули змеиным хвостом по земле, бэха, утробно взревев, буквально прыгнула вперед, разминая колесами остатки пехотной колонны. Восемью черными, шипастыми колесами, каждое — почти в человеческий рост.

Кнутом хлестнула по ушам тишина — звонкая и оглушительная, после недавнего рева. Миа в водительском кресле качнулась вдруг, затянула — горлом, на одном выдохе, дико.

— Грозны враги мои, грозны, крики громки, а поступь их по земле — страшна, как шаги сотрясателя-зверя. Были, я больше не слышу ее… Спасибо, мужья мои…

Наклонилась и поцеловала руль, еще красный от крови, хлестнувший через разбитый триплекс, Эрвин изумленно сморгнул… Справа неровный пень — рухнувший ясень, сбитый, ощетинившийся белой влажной щепой. Ирина подхватила песнь, вывела — на два голоса, хором с Мией — последнее слово.

«Спасибо»…

Эрвин поежился: почему-то стало не по себе. По небу плыл черный дым. В воздухе, сквозь тугую, вязкую тишину пробрался гул. Низкий, тоскливый гул, стон плакальщика на похоронах — западный ветер выл в эоловых трубах разрушенной церкви.

Ладонь у Ирины — бледна, на лице — тоже бледность и следы копоти. Черные разводы почти укрыли ажурную вязь. Только дрожали чуть изтончившиеся враз губы:

— Так правильно, Эрвин, не спорь… И еще… Помнишь — я спрашивала тебя — кто они, откуда? Забудь. Это неважно. Совсем. Я хочу, чтобы их — не было.

Это было сказано просто, спокойным, будничным — таким диким здесь — тоном. Молоко поставь в холодильник, мусор вынеси, врагов- закопай. Подальше, в лесу. Может, новый ясень вырастет, взамен сломанного.

Эрвин только кивнул. Сделаем, мол. Мотор взвыл опять, беха пошла вперед — качнувшись, словно тоже кивнув Мие ножом волнореза.