Культурный переворот в Древней Греции VIII—V вв. до н.э.

Конечно, с самого начала никак нельзя исключить того, что агон не выродится в незначительное и суетное занятие, которое не в состоянии породить никаких значительных достижений, — если только его участники не смогут развить в себе внутреннюю установку на подобное значительное достижение. В этом, однако, и заключалась основная установка греков архаической и классической эпохи, которым, несмотря на приписываемый им Фридрихом Ницше, Якобом Буркхардтом и Эрвином Роде «метафизический пессимизм», было присуще глубокое убеждение, что человек hic et nunc, т. е. в своей жизни, способен на величайшие свершения — он не может избежать лишь смерти, как поет хор у Софокла (Ant. 332-375).

Исходя из моего теперешнего понимания проблемы, я предлагаю считать второй предпосылкой культурного расцвета в Греции именно этот относительный оптимизм, который, разумеется, был немыслим без предшествующего ему экономического подъема и территориальной экспансии (об этом см. ниже). В моей книге я еще не мог дать удовлетворительного определения этому феномену. Размышляя о конечной фазе расцвета греческой культуры, я пришел к принципиально новым соображениям. Действительно, вопрос о причинах и механизмах действия культурного переворота, содержит, как представляется, и ответы, касающиеся причин его угасания. Ведь установить, что именно препятствовало раскрытию творческих сил греков постклассического периода, означает в то же время и выяснить, отчего в более ранние эпохи эти силы могли быть раскрепощены.[1000]

Подобная постановка вопроса уже сама по себе делала прозрачным резкий контраст между моими наблюдениями над материалом источников, касающихся стремительно развивавшейся Древней Греции, и погрязшим в глубокой (стагнации Советским Союзом. На основе описания того состояния застоя культуры, которое сложилось в эпоху эллинизма, сразу же возникли бы ассоциации со сходным состоянием в советской России, ассоциации, которые считались непозволительными в тоталитарной системе. Поэтому только теперь, в известной мере в дополнение к моим предшествующим исследованиям, я подхожу к тому, чтобы включить завершающий этап греческого расцвета в мои построения и предложить тем самым последовательное объяснение этого феномена.[1001]

Однако сначала несколько слов о стагнации культуры: действительно ли она имела место? Начать следует с тех отраслей внутри культуры, которые развиваются кумулятивно, подобно точным наукам, порожденным самим «греческим чудом».[1002] В математике после Архимеда и Аполлония Пергского наблюдается внезапное иссякание творческих сил, которое не могла остановить даже одинокая фигура великого Диофанта. С Гиппархом в состояние застоя приходит астрономия, в которой систематик Птолемей не заложил никаких действительно новых начал. Первые подходы перипатетика Стратона из Лампсака к планомерному физическому эксперименту застыли в своей начальной фазе. Для описательного естествознания по-прежнему сохраняли силу основные положения Феофраста и Аристотеля, так что констатация Карла Шнайдера, что инвентарная опись часто заменяет действительное «познание»,[1003] верно определяет создавшуюся ситуацию.

Творческая мысль о человеке и обществе заканчивается на трудах Панэция, Посидония и Полибия. Гораздо труднее судить о философии, хотя представляется бесспорным, что после формирования основных философских школ уже в начале III в. до Р. X. и вплоть до неоплатонизма, т. е. в течение 500 лет, не возникает никакого нового направления. О развитии литературы и изобразительного искусства вряд ли можно судить иначе, — вопреки всем теоретическим сомнениям. Согласно Виламовицу, перемена к худшему в эллинистической поэзии наступила около середины III в. до Р. X.[1004] Для этого достаточно лишь сопоставить известные в его время фрагменты Евфориона или Гермесианакта с сочинениями Аполлония Родосского, Менандра, Феокрита и Каллимаха. Мало обнадеживающе звучат и относящиеся к поэзии папирусные находки, начиная приблизительно с 250 г. до Р. X.[1005] По-видимому, литература исчерпала свои возможности. После IV в. исчезают великие имена в скульптуре и живописи. Таким образом, в эпоху эллинизма можно, по моему мнению, говорить о застое культуры.

Впрочем, нам не следует удивляться этому. Все периоды культурного расцвета во всех странах были до сих пор ограничены временными рамками и не длились без конца.[1006]

Эпохальный культурный переворот на Ближнем Востоке ок. 3000 г. до Р. X. так же вскоре сменился застоем, как и «греческое чудо». Новоевропейский расцвет культуры, начатый итальянским Ренессансом, на наших глазах близится, по-видимому, к своему концу. Философские спекуляции Освальда Шпенглера о закате Европы явно основываются на фактах, которые говорят сами за себя. Однако механизмы, приводящие к культурному застою, должны были развить и свою собственную динамику, закономерности которой я пытаюсь найти, исследуя конец «греческого чуда».