Культурный разговор

Мистерия пути – так можно было бы назвать тридцатилетний путь «Алисы» (и он же путь национального духа, который очевидно прорвало именно на этом месте, да, там, где стоял человек-rock, точнее, там, где его носило и куда бросало). Собственно говоря, я ничего не смыслю в рок-н-ролле, как смыслят знатоки, вмиг вычисляющие влияния и веяния, оперирующие грудой терминов и фамилий на латинице. Может быть, это ужасно важно – правда и то, что при переходе на кириллицу все эти операции как-то мигом истлели, испарились, оставив нам от той эпохи всего лишь несколько лиц: но лица эти сверкают «небесным огнем» (заразимся уж от Кинчева приятно-высокопарным символизмом). Русские ненормальны, «русский человек – это неприлично»: они берут форму доброго европейского романа, забаву и утеху английских эсквайров, французских буржуа и немецких профессоров, добавляют туда недрогнувшей рукой исповедь и проповедь, замешивают все на крови, идущей из чахоточного горла, расплачиваются жизнью за слова – и получается… «русский роман», что-то такое, для чего надо теперь или добавлять спецкурс, или вычеркивать это из словесности как нечто беспокойно-лишнее, а вот это уже дудки. Так и с рок-н-роллом: ну кому, кроме русских, могло прийти в голову использовать его для целей иных, нежели честным образом заработать денег, скинув «катящиеся камешки» природного темперамента? 90 % рока – это «давайте дружить, нет войне, срочно займемся любовью, вчера было прекрасно, а сегодня – никакого удовлетворения»…

Сравните с этим детским садом нашего Кинчева, распевающего поэмы минут на десять («Стерх», «Ветер водит хоровод», «Дурень» и так далее), где речь идет о сложнейших переживаниях исторического пути его земли, замешанных на тоске и восторге отборной русской школы. Однажды я читала подробный разбор всяких «веяний» и «влияний» на Кинчева, и автор приводил десятки имен – было весьма характерно, что невозможно было указать точный исток, конкретную точку начала подражания. Вот будто лидер «Алисы» синтезировал, что ли, всех разом. «Беру свое, где нахожу» (изречение приписывают Мольеру).

У Кинчева много рок-н-роллов о рок-н-ролле, начиная, наверное, с уморительного «Плохого рок-н-ролла»:

Я сколько себя помню, я всегда был глуп,
Я не любил учиться и не мог есть суп,
Учителей я не любил, я им грубил, я им хамил,
Сидел и пел – рок-н-ролл… Рок-н-ролл!

Похоже, его занимает такая рефлексия (и, заметим, кинчевские рок-н-роллы о рок-н-ролле – ироничные, забавные, даже смешные), но музыкальная форма по имени «рок» для него – форма жизни духа. Она состоит из абсолютной свободы, когда никакая власть не признается (позднее Кинчев уточнил – кроме Бога, но Бог ему никак не мешает ни в чем); из соединения «я» с «мы» (где гордое «я» властно переливается в бесформенно рыщущее «мы»), из непрестанного горения и борения в союзе с ветхими стихиями Земли, Воды, Огня и Воздуха…

(В нашем языке «рок» имеет значение «фатума», «судьбы», грозной и неподвластной человеку силы, – в английском такого значения нет, и rock по-английски всего лишь «скала».)

Кто-то в пути уже давно, счет, возможно, не на века, а на тысячелетия, но именно сейчас, сегодня, в наше время кто-то решился на новую «битву в пути», сделал отчаянный рывок. Нам же советовали: спасись сам, вокруг тебя все спасутся. Легко сказать!

Люди поют себе и поют. Зарабатывают деньги, радуют публику. А тут что-то беззаконное и нереальное: человек идет на сцену, как в бой за свободу. Нагруженный целями и значениями. Если бы он был хоть чуточку менее талантлив, его бы засмеяли – однако никто не смеялся…

К середине девяностых «Костя» разлетелся до черты, за которой мы рисковали его потерять. Нелишне напомнить, что он не знал (не знает и сейчас) проходных, халтурных концертов: выкладывается полностью, отказывает голос – дохрипывает душой, и никаких внеположных творчеству целей не имеет. (Намолотить, скажем, на дом в Испании, да хоть бы в Болгарии, где фамилия его деда, Кинчев, – уважаемая и почтенная, мне говорили, «Кинчевы держат Варну»… за десятилетия концертирования построил всего лишь домик в Лужской области, где живет по полгода и исключительно удачлив в ловле рыбы, а кто б сомневался…)

Его демонический театр сиял в ту пору полным блеском силы. Все было оформлено: красно-черная символика, армия поклонников, сценические движения с этой знаменитой отставленной полусогнутой ногой, которой он отбивал ритм восхищенных криков зрителей, гримасы, то лукавые, то высокомерные, обжигающие глаза, которые, казалось, плавали отдельно от лица, пристально смотря в глаза каждому из публики. «Я пришел помешать тебе спать!» Но освобождение произошло, и миссия как будто закончилась. Кинчев упивался свободой, но она уже оборачивалась очередным русским беспределом, лихорадкой, безумием. «Жги да гуляй!»