Культурология. Дайджест №4 / 2014

Долгое время историки не обращали внимания на конкретного человека и его переживание истории. Личные нарративы не входили в ряд объектов исследования, теперь же они стали полноправными историческими источниками, именно в этом русле сейчас работают многие историки и этнологи, а также ученые, анализировавшие проблему нарративности в филологическом, историческом и философском ключе. Аналогичной была ситуация в науке об искусстве, где человек изображаемый и человек изображающий были оторваны друг от друга. При создании, например, портрета формировались и отражались новые варианты личности, в том числе «человека творящего». В лингвистических исследованиях человек из пассивного носителя языка превращается в его создателя. Антропоцентрический подход к явлениям языка, интерес к человеку «говорящему» и «пишущему» проявляется сейчас во многих работах о литературе. Теперь человек – не только автор, пусть наделенный подробной историко-литературной характеристикой, но и языковая личность, организующая произведение в единое целое. Оно входит в историю литературы не только как более или менее значимый артефакт, его теперь рассматривают в связи с языковой личностью автора, оно становится носителем модальности эпохи, демонстрирующим изменения в доминантных культурных парадигмах и когнитивных кодах. Произведение, анализируемое в этих параметрах, раскрывает позицию в культурном пространстве автора, притягивающего к себе читателя и исследователя, вступающих с ним в процесс «сотворчества». Если о читателе заговорили уже давно, то на исследователя или критика обращали внимание обычно в историографических трудах, а ведь взгляды, введенные ими в научный оборот, предложенные ими варианты прочтения часто на долгое время определяют читательское восприятие (Белинский о Гоголе).

Взаимодействие автора, создающего текст, с читателем, которому он предназначен, происходит во все времена. Они могут быть современниками или жить в разные века, но именно текст определяет, как связаны между собой автор и читатель, через него происходит их общение.

Автор и его отношения с читательской средой давно обсуждаются в науке. XX век изменил не только методы литературоведческого анализа, но пересмотрел и сам исследовательский объект: это поэтика и структура текста, а также эволюция и типология жанровых форм. Положения М.М. Бахтина, как и Р. Барта, продолжают оказывать существенное влияние на современные исследования, в которых образ автора, по словам В.В. Виноградова, незримо присутствующий в произведении и связывающий его тем самым воедино, сменяется его языковой личностью. Так в науке о литературе, а не только о языке, проявляется концепция «человека говорящего», беспрестанно играющего метафорами. На такой подход к произведению значительное влияние оказали труды, посвященные логическому анализу языка. «Теории автора», эволюция представлений о функции нарратора, об отношениях с идеальным и реальным читателем, проблемы рецепции становятся в последние годы предметом специальных теоретических обсуждений и историко-литературоведческого анализа.

«Человеком говорящим» выступают не только автор, но и читатель, и исследователь. Их конкретные высказывания об авторе и тексте теперь превышают ранее доминантные «метанарративы» и встают в один ряд с нарративом художественным.

Автор по-разному ведет себя по отношению к читателю. Он может занимать позицию безотносительную – как бы его не замечать, четко соблюдая границы текста. В этом видится литературная игра, дань литературной моде. Существует и другая ситуация: автор в самом тексте предлагает читателю единственный способ его прочтения, как бы диктуя способы восприятия текста и тип его понимания. Традиционны условные обращения к читателям: автор дает им наставления, предлагает делать выводы из прочитанного, размышляет о грамматике текста, делает филологические заметки и даже ведет скрытую литературную полемику. Так выглядит коммуникативная ситуация, вынесенная на поверхность.

Очевидно, читатель для автора остается условной фигурой и не конкретизируется. Хотя иногда он предлагает вдуматься в прочитанное юношам, примерным хозяевам и др., т.е. разбивает читателей на возрастные и социальные группы. Естественно, речь здесь идет о средневековой и барочной литературе. По мере развития литературного процесса обращения к читателю становятся все более условными и даже пародируются (Пушкин: «Читатель ждет уж рифмы роза…»). Таким образом, прямой адресат исчезает со страниц литературных произведений, но существует еще адресат косвенный – «так обозначают участника канонической коммуникативной ситуации, к которому говорящий не обращается, но чье присутствие влияет на выбор формы и отчасти содержания высказывания» (цит. по: с. 8).