Кумир

— Мэдж! Сейл! Идите сюда! — она помахала им. — Знакомьтесь, это агент Манкузо из ФБР. Напарник Дэйви. И учитель. Это он всему научил нашего Дэйви.

Обе женщины принялись трясти ему руку, прицокивая, приговаривая, суетясь вокруг него. Но вернулся Ленни и сказал им:

— Ну будет, будет. Отпустите человека на волю. — Он проводил женщин. — Пойдемте, Джо. Если хотите, можете поздороваться с его родителями.

Он провел Манкузо в боковой неф. Там он попросил его подождать. Прошел вперед, присел на корточки рядом с мужчиной и женщиной в первом ряду и что-то зашептал им. Они подняли головы и тут же поднялись сами. Манкузо удивило, до чего они молоды, моложе его. Атлетического сложения мужчина оказался высокого роста. Его жена выглядела совсем молодой. Не видно было, чтобы они плакали. У каждого на груди слева были приколоты полоски черной ленты.

— Говард Росс, — представился мужчина и подал руку. — А это моя жена, Сильвия.

— Джо Манкузо. — Манкузо пожал руку мужчине, потом женщине.

— Мы знаем, вы были очень добры к нашему мальчику,— сказал отец.— Многому его научили.

Манкузо переминался с ноги на ногу.

— Ну что вы…

— Он часто рассказывал о вас,— промолвила мать.— Он считал вас великим сыщиком. И шутником. Таким веселым.— Она улыбнулась нежной и печальной улыбкой, какую рождает только сильное горе. И Манкузо испугался, что она сейчас заплачет. Но усилием воли она сдержалась и продолжала улыбаться.

— Мы очень благодарны вам за все, что вы сделали для Дэвида,— сказал отец.— Если и мы чем-либо можем быть для вас полезны, мистер Манкузо, надеюсь, вы позвоните нам?

— Да, конечно,— подтвердила мать.— Приходите к нам как-нибудь. Расскажите, как вы работали вместе с Дэви.

Манкузо не знал, что ответить. Он почесал в затылке, и черная ермолка упала с его головы на пол. Он и отец Дэвида наклонились за ней одновременно и чуть не столкнулись.

— Простите.

— Простите.

Они выпрямились, и Манкузо снова надел ермолку.

— Да-а,— произнес отец, и Манкузо увидел, как он прикусил нижнюю губу. Но потом протянул для мужского пожатия руку, и Манкузо почувствовал уверенную силу этой руки.— Да благословит вас господь, мистер Манкузо.

Мать обняла его, сотрясаясь от немых рыданий. Но тут же овладела собой и даже заставила себя чуть заметно улыбнуться.

Манкузо откланялся, чтобы уйти. Тут Ленни подхватил его под локоть. На ходу он заметил:

— Они такие сильные, просто удивительно, правда?

— Да,— согласился Манкузо.— А что у них приколото на груди? Какие-то черные полоски.

— Они сами нарезали их,— сказал Ленни.— И прикололи. Это символ: раньше ближайшие родственники рвали на себе одежду от горя.

— А гроб? — спросил Манкузо.— Разве его принято закрывать?

Ленни развел руками:

— Обычно да. Но еще зависит от обстоятельств.

— Его не изуродовали?

Ленни приблизился вплотную:

— Ударили ножом. В спину. Один раз. Говорят, грабители.— Он прищелкнул языком: — Что за мир!

— Да,— согласился Манкузо.

Ленни похлопал его по плечу и, задержавшись, спросил:

— Вы, может быть, хотите побыть рядом с Дэйви?

Он проводил Манкузо к гробу, пожал ему руку и оставил в одиночестве.

Манкузо подумал: "Какие странные похороны. Никто не плачет. Не рыдает, как обычно рыдают итальянские женщины. И еды никакой. Нечего выпить. Люди просто входят и выходят. Пробормочут несколько слов, пожмут одному-другому руку и выйдут. Ну и обращение с бедным покойником!"

И все-таки, когда он стоял и смотрел на заколоченный гроб, в котором лежал Дэвид Росс, на его полированную, плотно пригнанную крышку — даже щелки не было видно,— его глаза заплакали сами. Он не мог бы в точности сказать, что это были слезы по Россу, но все равно он вовсе не хотел разрыдаться на глазах у этих незнакомых людей, не уронивших ни слезинки. Он вынул из кармана носовой платок и промокнул им глаза, чуть наклонившись при этом вперед, чтобы никто не заметил, как он сморкается. Он почему-то чувствовал себя последним идиотом перед этими людьми. Постарался набрать в легкие побольше воздуха и выдохнул его. Нет, он не позволит себе распускаться. Он попытался засунуть в нагрудный карман носовой платок, но так, чтобы непременно торчали три уголка.

Однако платок насквозь промок, скомкался и не хотел лезть в карман. Манкузо оглядел себя: без трех аккуратно торчащих белых уголков карман казался уныло-голым. А мистер Гувер ценил только тех сотрудников, у кого из нагрудного кармана всегда торчал аккуратно сложенный платок. Что ж, в течение тридцати лет Манкузо это удавалось.

Он ухватился за край кармана и изо всех сил рванул его. Ткань затрещала и повисла, обнажив белую подкладку. Он обернулся на людей, притихших на церковных скамейках. Они с участием смотрели на него, на дыру в костюме, на оторванный лоскут твида, свисавший почти до колена. Тыльной стороной ладони он вытер нос и направился через вестибюль к входной двери. Ему было все равно, что они о нем думают.

В дверях он столкнулся с женщиной в трауре.