Наскоро переодевшись, он не успел вытереть руки. Он сжал кулаки и молча стоял, игнорируя обращенные к нему крики. Крики усилились, было слышно, как толпа вскакивает с мест… Сетку резко подняли, а потом бросили вниз… В узком пространстве Юрий стоял наедине с Жирным. Перед началом боя он пытался его рассмотреть. Теперь он прекрасно понимал причину нескольких смертей. В кумите никто не учитывает весовые категории. Жирный заслужил свою кличку. Перед Сергеевым стояла непробиваемая слоновья туша, бесформенная груда мышц. Было очевидно, что Жирный качался. Частью его сценического облика были невероятные бицепсы. К тому же он был выше на голову. Тщедушного мальчика, каким был Виталик, эта туша могла смять одним ударом.
В зале тем временем создали подходящее освещение. Зрители тонули во тьме, зато сетка была ярко освещена. Потоки света концентрировались на Жирном. Тот вел себя так, будто всю жизнь был звездой. Зал бушевал звериным неистовством. Это было самым отвратительным зрелищем, которое Сергееву приходилось видеть за всю свою жизнь. Ему стало стыдно за то, что он рожден человеком.
Судья, ведущий бой, находился за пределами сетки. Кроме двух противников никто больше не мог находиться внутри. Какой-то китаец поднял вверх руку, начиная отсчет. Истерически взвизгнул:
— Бой!
А потом Сергеев поднял руки в стойку — так, чтобы Жирный увидел запекшуюся кровь. Жирный увидел. Багровое лицо стало белым. Очевидно, он был уже наслышан о том, что Юрий сделал с Али, и боялся его до смерти. Силы поддерживала только одна мысль: Сергеев предупрежден, а значит, не успеет его убить.
Публика встретила их медлительность бешеным возмущенным ревом. И только один человек в зале понял, что происходит: Масловский, который поднялся со своего места. Это увидели оба. В этот момент Жирный бросился на Юрия. И началось настоящее шоу-представление, в котором он вел себя как актер. Это был не бой, а зрелище! Сергеев намеренно утрировал каждую свою нелепость, и еще в самом начале понял, что Жирный неуклюж, как бревно. Если б это был настоящий бой, он убил бы его в самом начале одним ударом. Гораздо тяжелей, чем проигрывать, было намеренно скрывать свое мастерство. Жирный сразу полез в атаку. Сергеев сделал вид, что тому удалось немного его потеснить к краю ковра. Для этого ему приходилось кривляться и махать руками, как ветряная мельница.
Публика орала и требовала кровавого зрелища. Юрий использовал слабые удары ногами, помня, что должен не сильно применять технику ног. Жирный не знал, что существуют удары ногами, и растерялся. Для того, чтобы спасти положение, Сергеев перешел на более низкую скорость и дал понять Жирному, что собирается сокращать дистанцию — то есть перешел на более близкое расстояние. Жирный понял, обрадовался и бросился в атаку, как полоумный медведь. Тогда Юрий перешел на вторую ступень — технику защиты. Теперь он смешно делал вид, что обороняется от направленных на него атак, и сам смеялся. Этого никто не видел.
Жирный злился, терял над собой контроль и лез в атаку кулаками. Он ни разу даже не задел своего противника. С первых же минут этого игрушечного боя Сергеев понял: Жирный абсолютно не умеет драться, он выигрывал все время только за счет своего веса и тех примитивных ударов боксера-тяжеловеса, которые успел освоить.
Шоу шло долго. По изнуренному виду Жирного Юра понял: надо заканчивать. Подпустив его совсем близко, он сделал вид, что принял его удар и свалился на ковер. Первым, кто пришел в шок и чуть не потерял сознания от удивления, был сам Жирный. Конечно, он был предупрежден, но… Сергеев лежал на ковре и давился от смеха, захлебываясь невиданным ощущением. Вокруг ревела толпа, но он-то знал: не предполагая, толпа воет в его честь.
Дверь раздевалки открылась. На пороге стоял Масловский и хлопал в ладоши:
— Браво! Это было дивно! Я счастлив, что не ошибся!
Потом бросил Юрию какой-то пакет, проследив, чтобы он поймал его на лету:
— Держи. Здесь пятьдесят тысяч сверх положенного гонорара. Премия, так сказать. Ты их честно заработал! Это было восхитительно! Ты провел бой с таким изяществом и совершенством… И сделал все так, как мы договорились! Те сто тысяч ты больше не должен.
Масловский вышел. Сергеев присел на скамью… Он испытывал очень странное чувство. Словно эти соревнования были чужими. Словно что-то сделал не так. В памяти всплыли давние строчки, будто из другой жизни: «Я думал все время, что уже научился побеждать, но теперь осознал: побеждать — не более, не менее, чем проигрывать». Победа — это поражение. Все это он когда-то уже знал. Юра открыл один из свободных шкафов и сунул туда пакет с деньгами. Взять их он не мог — проклятые деньги жгли ему руки. Когда за ним пришли, чтобы вывести из раздевалки, Юрий даже не посмотрел в ту сторону, где оставался пакет с ценой за его ад.
35