Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Лесной следователь

– Тут, всего-то – тридцать шагов!

В свете фонаря снова блеснули две, широко расставленные лампочки и исчезли в темноте. Я понимаю, что медведь – не убежал. Он, просто, отвернул свою морду от луча света.

– Хррум!.. Хррум!.. Хррум!.. Хррум!

До нас отчётливо доносится равномерное похрустывание сухих, прошлогодних стеблей лопухов под тяжёлыми медвежьими лапами.

– Гав!.. Гав! – не подступая близко, Муха, редко гавкая, сопровождает медведя…

На шум, к нам подходят все прочие, сегодняшние обитатели нашего дома.

– О! Блин! Медведь!

– Ага! Смотри – как близко!

– Ну!.. Идёт.

Мы громко переговариваемся между собой, гурьбой стоя на углу дома…

– Гав!.. Гав!

– Хррум!.. Хррум!.. Хррум!.. Хррум!

Время от времени, в луче сильного Анисимовского фонаря, словно два угля, вспыхивают широко расставленные глаза зверя…

– Он, даже за туалет не заходит!

– Ну! Пройдёт между домом и туалетом!

С олимпийским спокойствием, медведь вышагивает мимо нашего дома, от Банного ручья в сторону речной долины Тятиной.

– Хррум!.. Хррум!.. Хррум!.. Хррум!

– Там же кобыла привязана! – вдруг, вспоминает кто-то.

Андрей Архангельский бросается в дом, за своим табельным карабином. Метрах в пятидесяти впереди медведя, слышится перестук копыт встревоженной лошади. Кобыла натягивает верёвку в сторону дома. Андрей лязгает затвором и коротко бросает Анисимову: «Андрей, свети!».

– Да, вон он! Идёт! – недоумевает Анисимов, наводя луч света на медведя.

– Хррум!.. Хррум!.. Хррум!.. Хррум!

В луче яркого света, спокойно шагает мимо нас, медведь.

– Та-аахх!!!

Ночную тишину раскалывает выстрел. Ослеплённые вспышкой выстрела, мы погружаемся в полную черноту. У меня закладывает левое ухо – слишком близко, я оказался к Архангельскому. В темноте я слышу, как Андрей лязгает, передёргивая затвор карабина.

– Та-аахх!!!

– Идёт, скотина, как шёл! – изумляется кто-то из нас.

– Хррум!.. Хррум!.. Хррум!.. Хррум!

– Он что, глухой?!

– Та-аахх!!!

Боящаяся выстрелов, как огня, Муха исчезает бесследно – наверняка сейчас трясётся, забившись в угол тамбура нашего дома. А медведь, как шёл – так и идёт!

– Хррум!.. Хррум!.. Хррум!.. Хррум!

– Та-аахх!!!

В тишине ночи, выстрел кажется неправдоподобно громким… Я изумлённо смотрю на то, как, по-прежнему, не спеша вышагивающий в луче света, медведь, даже не сбивается с шага!

– Хррум!.. Хррум!.. Хррум!.. Хррум!

По-прежнему, мерно похрустывают под медвежьими лапами сухие трубки лопухов. Он вообще никак не реагирует на людей, выстрелы…

– Как громко бьёт! Я, на левое ухо, уже ничего не слышу!

– Громко! – огрызается Архангельский, – Эта сволочь затупила, хоть по нему стреляй! Андрей, свети ещё!

– Та-аахх!!!

Пушечным выстрелом, бьёт по ушам очередной выстрел. Теперь, в моих ушах – только звон…

– Бесполезно!

– Дурак! Занозу отвязывай! – кричит на Архангельского Сергей Олевохин, – Сейчас, он на неё выпрется!

Андрей бросается к своей кобыле. По топоту копыт в темноте, я понимаю, что он торопливо уводит её за угол, на фасадную сторону дома…

Продрогшие от весенней ночной прохлады, всё-также толпой, мы стоим на углу.

– Хррум!.. Хррум!.. Хррум!.. Хррум!

Неспешное потрескивание сухого бурьяна под медвежьими лапами, постепенно отдаляется. И, наконец, затихает в стороне Тятиной…

Ти-ши-на…

– Во, бред!

– Как, всё это, понимать?!

– А, чёрт его знает, как…

– Как шёл – так и прошёл!

– Да-ааа… Тут-то, шагов тридцать пять, будет?

– Наверно, будет…

– Ну и дела…

Мы заполняем внутренность нашего жилища. Единственная свечка на столе слабо освещает наши растерянные лица…

Тятинский дом. Опять пришла непогода! Опять метёт позёмка! Опять снегом закрыло проталины! С наших нар, из-под потолка, я гляжу в наше большое окно: «Вот, беда-то… Как там, бедные птички? Ведь, уже вовсю идёт массовый пролёт…».

Под утро, со стороны хвойника, что западнее нашего дома, я слышу заунывный свист дрозда.

– Сииииииии… Сииииииииии…

Впервые, в этом году…

Всё успокаивается только двадцать шестого апреля! Через три дня…

Тятинский дом. Утром, кроме ружей, вооружённые ещё и фотоаппаратами, мы, в паре с Андреем Анисимовым, выходим в лес…

На низкой морской террасе под нашим домом, при нашем приближении, с шиповника снимается стайка из шести – семи птиц. Довольно крупные, с голубя величиной! Птицы резво перебегают по земле, притаиваются…

– Хм! – думаю я, присматриваясь к птицам, – Не прыгают, одновременно двумя ножками, как большинство пернатой мелочи – а перебегают, как трясогузки!

Вот! Короткая пробежка по земле – и птица замерла! Крапчатая, она полностью сливается с пожухлой листвой земной поверхности. Отведёшь взгляд от замершей птицы – и потом, приходится по-новой высматривать её, пристально впившись взглядом в листву.

– Андрей! Что за птицы? – интересуюсь я, – Пёстрые, как курочка-ряба, из сказки!

– Саня! Это пёстрый дрозд и есть! – объясняет мне, более продвинутый в орнитологических делах, Андрей Анисимов.