– Это – точно его вчерашний след! – тяжело дыша, поворачивает ко мне мокрое лицо Игорь, – И вышел он на него – совсем не случайно! Просто, он элементарно знает, где он спускался вчера! Иначе – не объяснить! Смотри, какой крюк вчерашнего следа срезал!
– Ну!.. Не одни мы – такие умные! – отзываюсь я, шаг за шагом ставя ноги в следы ледяной медвежьей лестницы.
Опять, опустив лица вниз, мы плетёмся вверх по склону. Бесконечный, крутой подъём пожирает наши силы…
Склон становится всё круче и круче. Чахлые берёзки уже давно остались внизу. А мы – всё-также, шагаем по ледяным ступенькам вчерашнего медвежьего следа. Часто стоим. Короткими рывками продвигаемся всё выше…
Вот! Свежий след нашего попутчика, под прямым углом, сворачивает вправо с лестницы вчерашнего следа. Мы отрываем взгляды со следов под ногами:
По горизонтали, сегодняшний медвежий след пересекает снежное ущелье нашего барранкоса. Он прослеживается до щётки зарослей кедрового стланика на противоположном гребне.
– Смотри! – хмыкает Игорь, – А лезть выше, в гости к своему вчерашнему другу, он – не захотел! Свалил поперёк склона!
– Ну! – соглашаюсь я, – Они, ещё вчера, выяснили отношения. Сегодня, по-моему, уже ни этот, ни тот не захотели бы всё начинать сначала.
С трудом переводя дух, я рукавом вытираю разгорячённое лицо…
Наконец, мы достигаем уровня вчерашней медвежьей драки. Только, мы сейчас стоим на гребне барранкоса, а основные “медвежьи” события разворачивались на днище этого вертикального ущелья. Чтобы не потерять высоту, мы решаем подняться вдоль гребня ещё выше, до точки начала драки. Благо, мы находимся как раз с нужной стороны барранкоса.
Этот, последний отрезок склона, мы преодолеваем по целине. Плотный, утрамбованный ветрами, снег уже “поплыл” под жаркими, солнечными лучами. Для нас, это – хорошо. Что бы мы делали на этом крутом и голом склоне?! Если бы здесь, сейчас, была бы корка наста! Короткими ударами вбивая жёсткие носки своих литых болотников в сочную твердь плотного снега, мы лезем, шаг за шагом, вверх.
– Хм! – хмыкаю я, – Круто как! Я стою вертикально, а коленками упираюсь в склон!
– Круто… – соглашается в шаге сзади, Игорь.
Мы шагаем друг за другом – второму идти, по уже сделанной лестнице следов, несравненно легче…
Уже совсем не держат, подгибаются ноги. Хоть отдыхай, хоть не отдыхай. Через первые же пять шагов, я готов упасть на колени…
– Один… два… три… четыре… пять…
Вся жизнь свелась к счёту шагов… В полном изнеможении, мы преодолеваем последние, самые крутые, тридцать метров.
– Всё!
– Пришли…
Хватая воздух открытыми ртами, мы понуро стоим на устрашающе крутом, почти вертикальном, снежном склоне. Как лезли вверх – так и остановились. Стоим вертикально, а руками опираемся на склон. Глаза больно режет белизна сверкающего под солнцем, снега…
Немного придя в себя, мы начинаем осматриваться по сторонам.
– О! Саш! Медведь! – показывает Игорь рукой, прямо вверх.
Метрах в ста прямо над нами, по склону спокойно бродит медведь! Задрав лица вверх, к бездонной синеве безоблачного неба, мы удивлённо пялимся на зверя.
– А, он – на участке, где остался лежать вчера верхний медведь! – прикидываю я.
– Ну, – соглашается брат, – Значит, это он?
– Получается, что так!
Опустив голову, зверь медленно бродит, изредка переступая лапами, среди коротко выглядывающих из снежного склона вершинок кедрового стланика.
– Пасётся, что-ли? – предполагает Игорь, рассматривая медведя в бинокль.
– Не знаю, – пожимаю я плечами, всё ещё запалённо дыша, – Больше – подумать не на что… Пишут, что в Якутии, весной, когда снег стаивает, медведи подбирают опавшие осенью на землю, шишки кедрового стланика. Такая шишка называется “паданка”… Может и у нас – так?
– Сейчас, стланик ещё только начал вытаивать. До земли – минимум, метра полтора снега! – возражает Игорь, – Какая земля с шишкой – паданкой?!
Под жаркими лучами весеннего солнца, медведь над нами, снова переступает с ноги на ногу…
Сейчас, из-под наста вытаили ещё только самые вершинки кедрового стланика. Тишина и безветрие, какая-то мирность и беспечность разлиты вокруг. Хочется радоваться весне, природе, солнцу…
– Крак! Крак!
Тут и там, ниже нас по снежному склону вулкана, скрипучими, резкими голосами кричат кедровки.
– Кедровки! – киваю я, вниз, – Орут.
– Ну! – соглашается Игорь, – Чем они-то, живы?
– Крак! Крак!
– Не знаю. Вокруг – только один снег!
Я отстёгиваю ремешок сбруи своего фоторужья и снимаю его с груди.
– Стук-щёлк! Стук-щёлк!
– Игорь! – прошу я брата, – Свистни? Только так, чтобы не сильно его напугать. Чтобы он, только голову поднял. А то, мы круто под ним стоим – над стлаником только его бок, да холка, торчат. На фоне синего неба.
– Свись! – Игорь коротко свистит.
Я жду, держа палец на спусковой кнопке…
Ни-че-го! Ни малейшей реакции! Медведь даже не шелохнулся.
– Свииииииись!!! – Игорь свистит, что есть сил.
У меня, от пронзительного свиста брата, закладывает ухо.
– Ззззззззз… – теперь, у меня в ушах – только звон…