Тихо поднявшись со своего спального места, я озираюсь по сторонам: рядом с костром лежит, заготовленный мной с вечера, целый штабель толстых пластов бересты с «кострового дерева». Каждый – сантиметров пять – семь толщиной. Я выкладываю эти пласты бересты матрасиком и укладываюсь на него, завернувшись в этот дурацкий, совершенно не греющий, брезент. Теперь – снизу мне не только не холодит, а даже греет! Береста – как пробковая прослойка между мной и землёй…
– Вот! Теперь – тепло! – радуюсь я, – Надо, это запомнить! На будущее. Не последний раз в лесу ночевать.
Всю ночь, подкармливая огонь дровишками, я лежу, вплотную пододвинувшись к костру…
Под утро сучья заканчиваются и я, изредка выдёргивая из-под себя пласт бересты, разламываю его по кусочкам и подкладываю в ослабевающий огонь. Спрессованный «кирпич» бересты горит долго и очень ярко! Коптящее чёрным дымом пламя, далеко освещает ночной лес. Сегодня, ночь – тихая, безветренная, совсем летняя…
Часов пять утра. Я лежу на спине на бересте и смотрю прямо вверх. Ночное небо стало сереть! Теперь – оно светлее, чем чёрные кроны пихт. Серое небо начинает просвечивать сквозь пихтовые лапы…
Вдруг, прямо над нашими головами, разлилась звонкая дробь птичьей трели!
– Цыррр-блю-бли-зр-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р!
В полнейшей, абсолютнейшей тишине уходящей ночи, эта птичья песня звучит – просто, оглушающе громко! Трель завершается звонкой дробью: «Зр-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р»! Как будто – горсть звонких колокольцев сыпанули по кронам…
– Цыррр-блю-бли-зр-р-р-р-р-р-р-р-р-р!
По громогласной песне, по сочному и грубому голосу, я понимаю, что поёт птица – крупная.
– Это, тебе, не синичка, мелочь пузатая, пищит! – улыбаюсь я.
Потрясённый этими звуками, я, затаив дыхание, вслушиваюсь во, вновь и вновь рассыпаемые птицей, колокольцы…
– Цыррр-блю-бли-зр-р-р-р-р-р-р-р-р-р!
– Как хорошо, что я – не сплю! – тихо радуюсь я, – Это – мне награда! Ка-ка-я награда! Подарок судьбы!.. Бедный Дыхан! Он – просто, спит!
Морозостойкий Михаил – за всю ночь, даже на другой бок не перевернулся! Как уснул – так, в той же позе, проснулся утром! Костёр нам, утром, не потребовался – зачем? Еды – всё-равно, нет, варить нечего…
Поднялись, скатали свои брезентовые тенты, подхватили прислонённые к стволу ближайшей пихты, ружья.
– Вот и всё сборы! – подводит итог, Дыхан, – Ну, что, пошли?
– Пошли… Миш, а что за птица – всё утро звенела над нами? У неё – сначала трель… такая сочная, густая…. А, заканчивает – словно звонкие колокольцы рассыпает…
– Это, Сань, дрозд! – отзывается, уже шагнувший вперёд, Дыхан, – Он, действительно, чудеее-сно поёт.
Я, с удивлением, ловлю ухом его растянутое «чуде-еесно».
– Ну, Дыхан! Умеешь удивить… Я думал, что из нас двоих, только у меня есть «души прекрасные порывы»!
Над всей речной долиной Тятиной стоит высокий, молочный туман…
Только изрядно, пару-тройку часов, пройдя под массивами сплошного хвойного леса, мы, наконец-то, выходим к месту слияния основных притоков речки.
– Получается – это, ещё только, самая последняя развилка перед каньоном! – сильно удивляюсь я, – Как ещё, высоко по речке, мы находимся!
– Ну! – кивает, не останавливаясь, Михаил, – Я тоже думал, что мы – уже к смотровой тропе подходим.
Через пару часов, мы шагаем по галечной косе речки. Перед нами, на гальке лежит крупная рыбина.
– Смотри! – обращает на неё моё внимание, Дыхан, – Какая кунджина!
– Ну! – удивлённо соглашаюсь я, – Как кетина!
Я наклоняюсь и движением профессионала, отгибаю пальцем жаберную крышку.
– Миш! – говорю я Дыхану, – Вполне свежая! Жабры ещё розовые… Совсем недавно сдохла!
Мы, в некотором раздумье, стоим над рыбиной.
– Встретилась бы ты нам, вчера! – откровенно сожалеет Дыхан, – Мимо не прошли бы!
– Ну! – соглашаюсь я, – А, сегодня… Мы и сами, к пяти часам, на кордоне будем!.. А, жаль!
– Ну! – тоже вздыхает Дыхан, – Жаль…
Октябрь. Тятино. Я, только что, вернулся из длительной командировки во Владивосток. Я стою на углу нашего, Тятинского дома и смотрю на стену лопухов…
С середины июля, я не был в лесу! Три месяца! Кошмар. Я не могу заставить себя войти в эту зелёную стену лопухов! Мне – страшно…
Стоит обычный для Кунашира, пасмурный день. Сегодня, Дыхан уходит в верховья Тятиной, по смотровой тропе. Я – геоботаник. У меня – другая задача. Мне нужно обработать пробную площадь в пойме Тятиной, недалеко от устья этой речки. Мы расходимся в разные стороны…
Прошагав до устья Тятиной по дорожной колее, я перехожу полноводный перекат.
Всё! Метров двести по бамбуку речной террасы, вверх по речке – и я, почти на месте. Я стою на краю террасы, прямо над зелёным, лопуховым морем. Нужно спускаться в лопухи поймы, а я – боюсь. Отвык, наверное…
Минут через пятнадцать, мне в голову приходит мысль: «А, чего я думаю? Сейчас, бахну в воздух, да и пойду себе, дело делать!». И я поднимаю ствол своего ружья вверх.
– Ба-аххх! – рвёт выстрел, замершую вокруг меня, тишину.
Осматриваясь по сторонам, я спускаюсь по склону террасы, на стол речной поймы. Стою перед стеной лопухов и никак не могу решиться…