День переваливает за полдень. Мы трудно и долго поднимаемся вверх по бурунному распадку Тятиной. Надо бы уже определиться – не пора ли, нам, уже сваливать из распадка речки на седловину? За вулкан. Она отделяет речку Тятину от речки Птичьей, является их водоразделом. Но, как увидеть седловину?! Чтобы что-то увидеть – надо вылезать из распадка наверх…
И я просчитываю парадоксальное, на первый взгляд, решение – чтобы увидеть, что творится справа от каньона речки, нужно лезть на его противоположный, более высокий склон! Оставив рюкзак с караваном, я в одиночку карабкаюсь влево, по сочащейся влагой, покрытой зелёными мхами, скальной стене…
– Фу! Скала закончилась!
Выше – покрытый бамбуковым пихтарником, крутой склон распадка… Я оглядываюсь через плечо, через распадок.
– Увы! Не видно. Ещё рано! Надо подняться выше…
И я снова лезу вверх по склону, теперь уже по бамбуковому пихтарнику. Склон крутой и я помогаю себе, цепляясь руками за проволочные стебли бамбука…
Неожиданно, перед моим лицом – отвал земли!
– О! Вроде бы, нора! – озадачиваюсь я, – Но… размеры!
– Это же берлога! – осеняет меня, мысль.
От одной этой мысли, потянуло холодком по спине. Я вспоминаю, что вокруг нас живут медведи. И торопливо озираюсь по сторонам. Но кругом, на крутом склоне, молча стоят, серые стволы пихт и хвойные верхушки густого подроста. Всё спокойно. Любопытство берёт верх, и я заглядываю в берлогу…
Внутри берлоги ничего нет! На полу – только глинистая почва. Потолком служит дернина, корни бамбуковых зарослей! Плотно переплетённые между собой, прочные корешки бамбука образуют прочную дернину, сантиметров десять толщиной…
Сразу за входным отверстием в берлогу, находится небольшая спальная камера.
– Здесь зимовал молодой, небольшой медведь! Размером с человека, – прикидываю я, – Ладно. С берлогой – всё! Время не ждёт!
Я снова оглядываюсь через каньон речки, в сторону седловины. И передо мной – открыто лежит пологая низина, между громадой конуса вулкана с одной стороны и цепью горных вершин хребта Докучаева, с другой. Вся седловина – как на ладони!
– Да! – понимаю я, – В самый раз! Нам пора вылезать из речного каньона Тятинки!
По крутому склону, я быстро сползаю обратно, к речке.
– Всё! – говорю я поджидающим меня на валунах, Юре и Сергею, – Седловина – как раз, напротив нас!
Я вытаскиваю из ножен, на поясе, свой тесак.
– Тюк! Тюк! – я делаю затёску на кривом стволе ольхи, саблей выгибающемся из боковых зарослей в распадок речки.
– Саня! Зачем? – смеётся надо мной, Юра.
– Может, пригодится?! – дёргаю я плечом, – Это – метка. Место, с которого нужно сворачивать на седловину!
– Правильно, Сань! – одобряет Олевохин, – Такое место нужно пометить…
Мы подхватываем свои рюкзаки и все вместе, лезем вправо, на менее высокий склон речного каньона. Здесь, в верховьях речки, заросли бамбука – такие высокие!
Но, нас выручает сезон года! Сейчас, здесь – повсюду лежит плотный, слежавшийся снег. Заросли бамбука и кедрового стланика – все под ним! Широкой лентой, язык снега спускается к нам в каньон, прямо с заснеженной вершины круглой сопки, что стоит рядом.
– Это – сопка Вильямса! – прикидываю я, – Я по планшету смотрел.
– Ну, да! – соглашается Кулинский.
По метровому языку снежного надува, как по мосту, мы шагаем цепочкой друг за другом, над бамбуками. Летом, здесь не пройти – гора полностью покрыта непролазными зарослями бамбука и кедрового стланика. А, сейчас – легко! Пять минут – и мы стоим на плотном снегу, у самого подножия сопки!
– Смотрите! – говорю я, – Как этот тяжёлый снег придавил и бамбук, и кедровый стланик!
– Ага! – отзывается Юра, – До самой земли продавил!
– Давайте, на вершину сопки Вильямса поднимемся! – предлагает Сергей.
– Давайте! С вершины оглядеться можно будет! – понимает его, Кулинский.
– Ну! – кивает Олевохин, – Наметим, куда дальше идти!
Вбивая грубые канты своих литых болотников в крутой снежный склон, шаг за шагом, мы продвигаемся к близкой вершине.
– Наверно, именно такой снег называют фирном? – спрашиваю я у Кулинского.
– Да! – соглашается, в прошлом крымский турист, Юра, вбивая носок болотника в плотный снег, – Смотри, как ветрами его напрессовало!
Мы быстро выдыхаемся. Десять шагов – и ноги становятся ватными от переутомления. Частые остановки уже не помогают. Десять шагов – и нет больше сил…
Вершина сопки! Мы проходим несколько десятков шагов по вершине, на другую сторону сопки. Стоим на утрамбованном ветрами, плотном снегу и смотрим вниз, на седловину, раскинувшуюся между нами и громадой вулкана. Мой глаз прочно прилипает к склонам вулкана. Взгляд перебегает с одного барранкоса на другой. А, их – нет числа…
– Да-ааа! Целая страна! Так вот какая, твоя обратная сторона, Тятя!
– Обратная сторона луны! – улыбается Кулинский, – Никто её не видел, до нас!
– Разве что, с вертолёта – прикидывает Олевохин.