Кундалини. Эволюционная энергия в человеке.

В 1937 г., когда произошел этот экстраординарный случай, я ра­ботал клерком в офисе директора образования нашего штата. Прежде я занимал такую же должность в офисе главного инженера, откуда был переведен на новое место из-за того, что осмелился усо­мниться в справедливости директивы министра, получавшего извращенное удовольствие, издеваясь над подчиненными. Работа в но­вом офисе не доставляла мне никакого удовольствия, хотя, с точки зрения коллег, я занимал завидную должность. В мои обязанности входило ведение послужных списков и досье на сослуживцев вы­сшего ранга, необходимых при принятии решений об их продвиже­нии по службе или переводе на другое место работы. Таким обра­зом, мне приходилось общаться со многими коллегами из обоих де­партаментов. Некоторые из них частенько захаживали в офис, же­лая добиться расположения начальства легким путем за счет своих ничего не подозревающих коллег, подавая пример другим посту­пать так же, чтобы не остаться в накладе.

Сам род моих обязанностей, тем или иным образом влиявший на карьеру и жизнь других, не позволял мне избежать критики со стороны сослуживцев. Но их действия зачастую производили в моей душе обратный эффект, и нередко решение принималось в по­льзу бедного, не имеющего поддержки, но достойного кандидата. Из-за моей неизменной приверженности справедливости я нередко натыкался на подводные рифы тайных симпатий и интриг, хорошо спрятанные под безукоризненным фасадом правительственных уч­реждений. Из-за своих добрых чувств к обиженным я часто дейст­вовал в ущерб собственным интересам и не раз отказывался от вне­очередного повышения по службе в пользу старших товарищей.

Эта профессия была не для меня, но не имея ни образования, необходимого для того, чтобы сменять ее на что-то лучшее, ни же­лания его получить, я продолжал плыть по течению. И хотя я отда­вал работе много сил и старался выполнять ее добросовестно, изу­чение и практика Йоги интересовали меня куда больше, чем офици­альная карьера. Работа лишь давала мне возможность прожить, удовлетворяя самые скромные потребности. Иного значения она для меня не имела. Мне были неприятны постоянные попытки вражду­ющих сторон втянуть меня в свои склоки, из-за чего на обычно без­мятежной глади моего ума, оберегаемой для занятий Йогой, порой возникали волны.

Через несколько лет после начала моей работы в Департаменте общественных работ начали сгущаться тучи вокруг главного инже­нера, чье желание призвать к порядку коррумпированных сотруд­ников вызвало большое недовольство. Подчиненные, недовольные его политикой, объединившись с чиновниками министерства, сплели искусную сеть интриг, что привело к его вынужденной отставке. После его ухода я оказался один на один с могущественными и мстительными врагами, сумевшими настроить против меня минист­ра. Моя критика в адрес вновь назначенного главного инженера бы­ла той последней каплей, которая и привела к моему переводу — к моему большому удовольствию, так как атмосфера в Департаменте с каждым днем становилась все более напряженной.

Условия работы в Директорате образования показались мне бо­лее приемлемыми. Здесь не было такой крупномасштабной корруп­ции, что процветала в Департаменте общественных работ. Как след­ствие этого, интриги и заговоры не возникали. Здесь до 1947 г. жизнь моя текла относительно плавно я размеренно. Думаю, что приятная атмосфера и спокойствие новой работы позволили мне оставаться на ней во время долгого испытания, выпавшего на мою долю.

 

 

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

 

 Я, родился в 1903 г. в маленькой деревушке Гаиру, расположенной в двадцати километрах от столицы Кашмира Сринагара. Это был дом родителей моей матери — она от­правилась туда, перед тем как родить меня, так как знала, что бу­дет окружена заботой старшей сестры и братьев в критический пе­риод. Мой отец построил для себя маленький двухэтажный дом в большом поместье моего деда. Это было скромное строение, сложен­ное из необожженных кирпичей и покрытое соломенной крышей. Оно служило нам домом долгое время — в нем прошло мое детство, да и позже мы приезжали туда, когда уставали от городской суеты и скучали по свежему деревенскому воздуху.