Кунигас. Маслав

Она уже была совершенно одета и, подперев голову белой ручкой, выглядывала из окна вниз, — не появится ли кто-нибудь, вернувшийся с поля битвы, как вдруг услышала чей-то басистый голос, сразу наполнивший ее тревогой, до такой степени он напомнил ей голос Спытека, когда тот бранил ее в доброе старое время.

В страхе она вскочила с места и стала прислушиваться, не доверяя собственным ушам, — испытывая скорее тревожное, чем радостное чувство.

— Неужели глаза мои не обманывают меня? Да неужели это он?

Она взглянула вниз, во двор, и увидела призрак мужа. Да, это был Спытек. Спытек, которого никак нельзя было назвать красивом и который давно перестал быть молодым, теперь явился перед нею с окровавленным глазом и отвисшей синей губой, с обвязанной головой, опирающийся на посох, постаревший и искалеченный. Верный Собек поддерживал его, помогая медленно идти.

При этом виде прекрасная Марта, если и не упала в обморок, то только потому, что муж ее не выносил подобных изъявлений нежности; она вскрикнула и сразу прониклась чувством супружеского долга, сбежала сверху, громко призывая Касю.

Спытек остановился, узнав знакомый голос, и оглядывался вокруг, ища жену. И вдруг он почувствовал, что она уже обнимает его колени, это был обычный способ тогдашних женщин приветствовать своих мужей. Старец молча склонился и поцеловал ее в голову. В эту минуту подбежала и Кася и тоже припала к отцовским коленям.

На все эти проявления любви старый воин не ответил ни одним словом; он так же молча склонился к дочери и поцеловал ее в лоб и тотчас же оглянулся, ища скамью, потому что больные ноги его дрожали и он еле стоял.

Марта, забыв о том, что муж не терпит излишней болтливости, дала волю и языку, и рукам, сопровождавшим рассказ энергичными жестами.

— Ах, господин наш, — кричала она, — если бы вы только знали, что мы тут вытерпели! Боже милосердный! Тысячи смертей! Голод, слезы, страх! Да всего не перечесть! Пожар, крестьянский бунт!

— Нельзя всего и описать!

Спытек знакомым жестом руки, замыкавшим уста жене, остановил ее жалобы. Он обратил к ней свой налитый кровью глаз, приподнял повязку на голове, показал кровавое веко, под которым остался только след другого глаза, и пробормотал:

— На всем теле нет живого места. — Он покачал головой. — Только чудом осталась душа в теле.

Кася с плачем поцеловала руку отца. Старик с любопытством приглядывался к разряженным женщинам, словно стараясь отгадать, что они тут задумали без него.

— Нескоро заживут мои раны, нескоро поправится причиненное нам зло и снова построятся спаленные усадьбы и костелы! Некуда нам и возвращаться! От Понца осталась только груда развалин!

Он поднял к небу дрожащие руки и умолк.

Словоохотливая Спыткова тотчас же заговорила о том, как много сделал для них Вшебор Долива. Вшебор по-прежнему пользовался ее расположением. Уж, наверное, зоркий глаз пани Марты заметил ухаживания Томно за Касей, но дело в том, что она терпеть не могла Белинов, хотя и пользовалась их гостеприимством. У нее накопилось множество обид против них. Ганна никогда толком не слушала ее рассказы, многие ее капризы оставались без внимания, а Томко ничуть не старался понравиться ей.

Вшебор, напротив, умел и взглядом приласкать, и слушал внимательно, и услуживал пани Марте, не боясь обидеть других. Теперь, когда муж ее воскрес из мертвых, она уж не рассчитывала выйти за него замуж, но желала отблагодарить его за все, высватав ему дочку.

Спытек нахмурился при упоминании о Доливах.

— Знаю, что он вас спас, — сухо молвил он, — да что за диво, если молодой малый займется бабами?

Жена его залилась румянцем.

— Теперь король Казимир будет платить долги за всех нас — для этого мы его и привели.

— Молодой король! — хлопая в ладоши, прервала его Спыткова. — Слава богу, что он вернулся к нам.

— А хоть бы и молодой! — передразнил ее недовольный Спытек. — Да только бабам от этого мало пользы, потому что он наполовину монах!

И, сказав это, он умолк, словно утомленный беседой, и, опершись на посох, задумался.

Вот он нашел жену и ребенка, но что делать дальше с ней и дочерью, да и с самим собою, он не знал. Дома не было — значит, некуда было возвращаться; воевать не было силы, а оставаться лишним бременем в доме Белинов не очень-то было приятно когда-то могучему владыке. Из окровавленного глаза его выкатилась слезинка.

Между тем в городище становилось все шумнее: съезжались гости. И, желая достойно отпраздновать великое торжество победы, Белина не пожалел откопать из земли бочку старого меда, называемого мешком. Служанки уже варили соленое мясо, пекли лепешки, заменявшие хлеб, и готовили кашу.

Все приезжие собирались в большой горнице внизу — в замок прибыли только те, кто привезли с собой Казимира.

Тут был старый Янко Топор, седовласый воевода, опиравшийся на руку сына, Трепка, Лясота и многие другие.

Для многих приезд Казимира казался просто чудом.