КУНЦЕЛЬманн & КунцельМАНН

«Gebrüder Bronnen»! Лавка «Братья Броннен», вопреки всему, восстала из могилы истории! Они вступили в неравный бой с немецкой бюрократией — и выиграли! Даже младший брат, Густав, восстал из мёртвых… если не из мёртвых, то, по крайней мере, вернулся, перестал числиться в разряде рассеянных по всему миру немецких беженцев. С помощью великолепной, пуленепробиваемой лжи им удалось прикрыть все слабые места, законопатить все щёлочки, куда могла бы просочиться нежелательная информация и навлечь на них подозрения клиентов или западноберлинской полиции, а ещё точнее, отдела по борьбе с мошенничеством. С бумагами и справками от 1949 года, которые Георгу удалось в своё время вынести из квартиры на Горманн-штрассе и спрятать у сестёр Ковальски, Виктор выправил новую идентификационную карточку, зарегистрированную в западном секторе. Если верить документам, его опять звали Густав Броннен, а рядом с именем была наклеена фотография, где он, причесавшись мокрой расчёской, серьёзно смотрит в объектив древней цейссовской камеры квартального фотографа Фишера. Он получил удостоверение социального страхования, а в графе «место жительства» указал адрес сестёр Ковальски на Кантштрассе.

Берлин, хотя и сильно изменился, остался Берлином, решил он, пожив в городе несколько недель; хаос и дисциплина — типично немецкий парадокс. В Западном Берлине непрерывно ревели бульдозеры — руины вывозили, а на их месте лихорадочно строили новые дома. С угла Ку-дамм и Фазаненштрассе ему был виден сохранённый остов разбомблённой Гедехнитс-Кирхе[168] на фоне смога и мигающих реклам. Большие обтекаемые американские автомобили бесшумно скользили по бульварам. Вновь открылось кафе «Кранцлер», куда он иногда заходил в тридцатые годы, — правда, в квартале от того места, где оно когда-то находилось. На каждом шагу попадались иностранные военные: шумные американцы, надменные англичане и скучающие французы.

И так же, как пустоты на месте разрушенных домов постепенно заполнялись новыми строениями в неопределённо-модернистском стиле, Виктор старался заполнить труднообъяснимые провалы в собственной биографии. Именно этой осенью он смонтировал свои фотографии в военно-морской форме на палубе британского «морского охотника» и подделал красивый диплом института Курто. Это была мера безопасности, своего рода гарантия честности и высокой морали — на тот случай, если кому-то вздумается наводить о нём справки. Теперь у него были, так сказать, материальные доказательства легенды, по которой он жил в Швеции, причём в двойном издании, на имя Виктора Кунцельманна и Густава Броннена.

Странно, думал он, в это имя — Густав Броннен — словно бы уже встроен фальсификатор, под этим именем ему легче заниматься тем, чем он занимается. История заставила его раздвоиться… Надо было только найти точки соприкосновения между двумя альтер эго, обеспечить им мирное сосуществование, заставить одного помалкивать, когда слово брал другой, и наоборот. Не давать одному судить другого и навязывать свою точку зрения. Важно было сохранять между ними равновесие. Если ему это удастся — всё будет хорошо. Он как-то, к своему удивлению, заметил, что Густав Броннен даже одевается по-другому, чем Виктор Кунцельманн, — водолазка вместо сорочки с галстуком и блейзер со светлыми брюками вместо костюма.

Их деятельность началась блестяще. Среди знакомых Георга в Западном Берлине нашёлся торговец картинами, специализирующийся на барочном искусстве. Именно ему уже на следующей неделе после приезда они продемонстрировали двух своих Эренштралей — уродливую мартышку и один из портретов охотника с собакой, тот, который поменьше. Магазин «Братья Броннен» гарантировал провинанс, а сертификат подлинности был выдан не кем иным, как знаменитым реставратором Виктором Кунцельманном из Стокгольма. Этот последний являлся ведущим шведским экспертом по живописи барокко. Если кто не знает этого имени, достаточно запросить шведский Национальный музей… Меньше чем за неделю картины были проданы одному из наследников фон Бисмарка в Гамбурге. Наживка была взята взаглот — особенно после того, как покупатель всё же заказал экспертизу и оценщик-профессионал не сделал никаких замечаний, отметив, правда, пикантную подробность — художник немного снебрежничал с собачьим глазом, хотя сам пёс написан изумительно. Вскоре Виктор прочитал в профессиональном журнале целую статью о вновь найденных работах Эренштраля — никаких сомнений в их подлинности, отмечено только, что картины необычно светлые для кисти старого мастера. К тому времени он уже полным ходом писал новые картины.