Купание голышом

— Точняк. — Порой, когда Галло придирался по пустякам, Ролвааг переходил на фарго[12]. Детектив переехал в Форт-Лодердейл из Сент-Пола, потому что жена необъяснимо тосковала по сырости. Десять лет спустя она вернулась в города-близнецы[13], а Ролвааг остался во Флориде и одиннадцать с половиной месяцев в году потел, как боров.

Тем не менее в его портфеле пряталось спасение в форме письма от начальника полиции Эдины, штат Миннесота, приятно цивилизованного пригорода Миннеаполиса. Начальник полиции предлагал Ролваагу работу — расследовать крупные преступления, каковых там случалось немного. Ролвааг собирался уведомить об этом капитана Галло, как только в разговоре образуется пауза.

— Надо полагать, на круизном лайнере никто ни черта не видел и не слышал, — продолжал Галло. — Красотка падает за борт, а все дрыхнут.

Без тени сарказма Ролвааг объяснил, что у него не было времени опросить остальных 2048 пассажиров или экипаж.

— Но сам никто не пришел, — добавил он.

Галло покрутил связку ключей от машины на правом мизинце.

— А что с береговой охраной, они закончили?

— Закончат к завтрашнему полудню. Оставят один вертолет летать до заката, но это больше для виду.

— Так муженек до смерти расстроен или как?

— Он говорит правильные вещи, но как будто читает их по бумажке.

Галло криво ухмыльнулся:

— Карл, даже если она где-нибудь всплывет…

— Да, я знаю.

— …если, конечно, у нее не свернута шея или не прострелена башка…

— Точно. Мы ничего не сможем доказать.

— Он, часом, не прячет от нас какую-нибудь мамзель?

— Я над этим работаю.

— Но даже если прячет…

— Я знаю. Это вовсе не означает, что он прикончил свою жену. — Ролвааг был в курсе, что Галло, который сам крутил любовь с несколькими подружками, к адюльтерам относится снисходительно.

— Но ты не веришь Перроне, я же вижу, — сказал Галло.

— Я не верю, что он все рассказал о своем браке.

Галло засмеялся:

— Карл, да тебе никто всего не расскажет. Ни один муж, даже твой покорный слуга.

— Но твоя жена не пропала в море.

— Тебя это нервирует, да? Потому что ты опять напустил на себя этот свой норвежский демонический вид.

Ролвааг выдавил из себя улыбку.

— Это совсем другое дело, — сказал он, хотя думал иначе.

— Ты до сих пор держишь своих гигантских змей? — спросил капитан.

— Только двух. Они всего семь футов длиной.

— И до сих пор кормишь их этими своими придурочными крысами?

— К сожалению, картошку-фри они не едят.

— Не понимаю, как тебя домовладельцы до сих пор не выселили.

— Они пытаются, — сказал Ролвааг.

Большинство его соседей по дому держали маленьких собачек и боялись, что однажды питоны Ролваага вырвутся на свободу. Судебные издержки уже превысили шесть тысяч долларов.

— Боже, Карл, они же, блядь, рептилии. Да избавься ты от этих клятых тварей.

— Они мне нравятся.

— Важнее, нравишься ли им ты.

— Мы отлично уживаемся. За кров и пишу они мне платят безоговорочным равнодушием.

Галло сказал, что знает одну топлес-танцовщицу в Окленд-Парк, которая счастлива будет заполучить змей для выступлений.

— У них будет не жизнь, а малина. Просто мечта.

— Ну, все равно спасибо. — Ролвааг встал. — Я лучше пойду, пока эти грызуны мою машину не угнали.

— Ты с левой резьбой, это точно, — добродушно сказал Галло. — Давай покончим с миссис Перроне к пятнице, хорошо?

— К пятнице?

— Нельзя же всякий раз выигрывать, Карл. Иногда можно сделать ровно столько, сколько можно сделать.

«Особенно за шесть дней», — раздраженно подумал Ролвааг.

— Ее муж сказал, что в колледже она была звездой сборной по плаванию, — ответил он.

— Очень сомневаюсь, что она тренировалась нырять с океанских лайнеров или плавать с акулами. К пятнице, Карл. Дело можешь не закрывать, но засунь его на самое дно.

— Точняк.

Позже, спеша домой с коробкой крыс, Ролвааг вспомнил о письме в портфеле. Он разозлился на себя: надо было сказать Галло, чтобы капитан уже начал оформлять бумаги.

«В понедельник — первым делом», — пообещал себе детектив. Он с нетерпением предвкушал, как выберется из этого парного болота и вернется в Миннесоту. Правда-правда.

Пять

Чарльз Регис Перроне был биологом по умолчанию.

Сперва он нацелился на медицинский вуз — точнее, на досужую карьеру в радиологии. Перспектива обогащения заставила его обратить взор к здравоохранению, но его, как истого ипохондрика, отпугивала сама идея общения с по-настоящему больными людьми. Изучение рентгеновских снимков в относительно чистеньком уединении лаборатории казалось привлекательным вариантом, который оставлял бы массу времени для отдыха.

Магистерский план Чаза потерпел крушение по вине его непомерного сластолюбия. В колледже он больше времени проводил в презервативах, чем в книгохранилищах, и в результате окончил Флоридский университет с далеко не блестящим средним баллом 2,1. Немногие медицинские вузы жадно хватаются за двоечников, но Чаз не сломался. Он уже решил, что врачебная практика будет слишком обременительна для его светской жизни и надо придумать другой способ разбогатеть.