Купание в пруду под дождем

Клоунесса выдала ему номер. Билл уселся на скамейку. Рядом с ним ссорилась парочка. Женщина утверждала, что мужчина вечно не отмывает себе зад как следует. Вид у несчастного дядьки был униженный. Женщина говорила очень громко. Мужчина сидел сморщенный, старый и беззащитный. Буквально вцепился в свою шляпу обеими руками. Билл сердито уставился на женщину. Та сердито уставилась в ответ. Затем на Билла сердито уставился сам дядька. Погрозил Биллу шляпой. Парочка, значит, сплотилась против Билла, и нечистый зад дядьки оказался вроде бы забыт. Вечно так с беднягой Биллом. Стоило ему вмешаться, когда какой-то тип бил свою жену, как та поперла на Билла, и тип попер на Билла, и кое-кто из прохожих на него попер. Даже какая-то монашка отвесила ему пинка грубой своей монашеской туфлей ни за что ни про что. Механический голос выкликнул Биллов номер — триста тридцать два. Билл приблизился к конторке. К своему удивлению, он увидел за конторкой Энджи, свою бывшую жену. Энджи выглядела краше некуда.

(490 слов)

ОБСУЖДЕНИЕ

Итак, я не утверждаю, что любой сочиненный фрагмент необходимо так радикально сокращать, но полезно развивать в себе чутье, в каком объеме можно сокращать написанное, пока оно не сделается хуже.

Это упражнение — способ нащупать свой голос или, вернее, свой темп.

Вообразите себя голым перед зеркалом. В это зеркало встроено приложение, позволяющее вам добавлять к наблюдаемому отражению вес — по пять фунтов за раз. Выкрутите ручку до 500 фунтов. Как вам ваш экстерьер? Постепенно убавляйте: 495, 400, 300, ваш нынешний вес, меньше вашего веса и далее до, скажем, 60 фунтов. Где-то в промежутке находится ваш Идеальный Вес.

Увидев себя в нем, поймете, что́ это за вес.

То же и с прозой. Для каждого из нас есть Идеальный Темп Прозы. Но очень мало кто из нас пишет в этом темпе с первого же черновика. Поэтому приходится помогать себе его нащупывать. Это упражнение поможет нам распробовать, каков может быть наш Идеальный Темп Прозы, вынуждая слой за слоем делать текст все строже.

Выполняя это упражнение, вы, вероятно, подошли к точке, где потеряли способность различать, что тут еще выкинуть, потому что не знали, каковы задачи остальной части рассказа. Поняли, что вам надо знать, куда все это двигается, чтобы понять, где тут зерна, а где плевелы. (Та женщина, о чьей прическе съязвил Билл, играет ли далее какую-нибудь значимую роль? Если нет, эпизод с ее участием можно выкинуть. Вместе с тем, если вам понравился тот диалог и вы решили его оставить, это в дальнейшем обязывает вас наделить ту женщину той или иной ролью.)

Однако заметьте, как глубоко прокопали этот текст, пока не почувствовали это. Много чего вам удалось сократить по всяким другим причинам. (Каковы те причины были у вас

? Что в прозе вас царапает? Что восторгает и вдохновляет сберечь?)

Такое вот радикальное сокращение — ключ к собственному голосу. Есть, скажем так, две фазы письма (хотя они нередко превращаются одна в другую): сочинение и редактирование. Мы склонны связывать голос с первой («Я только что выдал первый черновик своим истинным голосом, спел мое спонтанное видение!»). Но по моему опыту, голос на самом деле создается на второй стадии — когда мы редактируем, а особенно когда режем. Большинство из нас склонно на первом черновике петь чересчур долго — и довольно похоже на то, как поют всякие другие писатели.

Есть два способа создать неповторимый голос: явить сразу или обнаружить сокращением. И тот, и другой подход, примененные по нашему вкусу, делают нашу прозу «похожей на нас». (И, конечно, работая за письменным столом, мы переключаемся с одного на другое, иногда посекундно.)

В сжатии есть нечто, оттачивающее разум. Наш первый заход в сочинительстве нередко рыхл, это разведка. «Вечно я нервничал, еще в пору учебы в колледже, когда, устав после ночной вечеринки накануне, заявлялся в класс, усаживался на свое привычное место у окна и смотрел, как профессор Вейдер стоит у доски, выполняет всевозможные доказательства, или расчеты, или просто читает лекцию, черный шлем закрывает лицо, световой меч висит на поясе, время от времени сыпля яркими красными искрами на бортик, куда клали мелки». Ну, для начала так. Сократите до: «Я нервничал, наблюдая за профессором Вейдером у доски, лицо скрыто шлемом, световой меч время от времени осыпает искрами бортик с мелками», — и получится ловчее исходного и рассудительнее. Писатель просеял начальные разведывательные данные и высветил в них то, что счел важнейшим.