Купчихи, дворянки, магнатки. Женщины-предпринимательницы в России XIX века

Родителей своих мы до восьми лет мало видели, так же, как и старших сестер и братьев. К матери нас водили здороваться каждое утро на минуту. Войдя в ее спальню, мы подходили к ней по очереди, целовали ее в лоб, который она подставляла нам. …Наверх к нам мать редко поднималась и только по делу (приводила доктора, когда дети болели, или портниху, если надо было перешить одежду. — Г. У.)… Совсем другое, когда к нам поднимался отец. Правда, это было раз в неделю по воскресеньям.

Дома мы мало видели отца, впрочем, так же, как и мать. Мы жили совсем обособленно в своей детской наверху… Только после того, как нам исполнилось восемь лет, мы спускались вниз в столовую к завтраку в 12 часов и к обеду в пять. Человек 18 сидели за столом.

Всей прислуги у нас, с двумя дворниками… было человек 20, не считая их детей. И всем этим штатом единовластно управляла моя мать… Был у нее и управляющий… Но это был безличный, безгласный исполнитель материнских распоряжений. Мать принимала у него счета и проверяла их каждый день. Она сама вникала во всё и всем распоряжалась.

Дети с малолетства приучались к ежедневному труду, сначала занимались с учителями дома русским, французским и немецким языками, Законом Божиим и арифметикой, затем обучались в гимназиях. Дочь Екатерина вспоминала, что дети только позже узнали, что сама «мать писала с трудом, делала орфографические ошибки, так как никогда систематически не училась», но «тем не менее ее письма были очень живы, всегда немногословны, но содержательны». Природный ум служил основой ее деловой репутации. Она много общалась с представителями образованного общества — такие знатоки русской речи, как писатель П. Д. Боборыкин, адвокат князь А. И. Урусов, архитектор Н. В. Султанов, очень ценили ее чисто русскую образную манеру выражать свои мысли. «Иногда они спрашивали, как можно понять то или другое народное выражение и в каком смысле употребить».

Внучка Андреевой Маргарита Сабашникова написала, что четкость в руководстве своей жизнью проявилась даже в том, что «бабушка сама во всех подробностях распорядилась об устройстве своих похорон: назначила священников, которые должны служить заупокойные обедни, указала, в каком садоводстве заказать пальмы для украшения церкви, составила меню поминального обеда». Андрееву многие в Москве уважали и пришли проводить в последний путь — похоронная процессия растянулась на километр. Сабашникова вспоминала, что когда прохожий спросил ехавшего с Маргаритой в одном экипаже дядю-дипломата: «Кто вы и кого хороните с такой помпой?», то дядя ответил: «Хороним сапожницу, а мы — ее дети».

В 1911 году Московская городская дума, согласно завещанию Андреевой, приняла 200 тысяч рублей на благотворительные учреждения в память ее родителей — Михаила Леонтьевича и Татьяны Андреевны Королёвых. Из них 100 тысяч предназначались на постройку корпуса в Преображенской психиатрической больнице, а другие 100 тысяч — на устройство «учебного заведения, имеющего целью подготовлять лиц для педагогической деятельности».

Корпус на девяносто кроватей по проекту архитектора Ивана Машкова в Преображенской больнице (сейчас психиатрическая больница № 4 имени Ганнушкина по адресу: Москва, улица Потешная, 3) был открыт в ноябре 1913 года. Там была учебная аудитория для студенток Высших женских курсов, обучавшихся на врачей-психиатров. На другую часть пожертвования, предназначенную для педагогических курсов, было устроено здание на Миусской площади в Москве, где сейчас находится Российский государственный гуманитарный университет, в советские годы — Высшая партийная школа, а еще раньше, до 1919 года, — в одном крыле Педагогические курсы имени Королёвых, а в другом — Народный университет Шанявского.