Купи меня

— Что ж, думаю, все прошло хорошо. — Мама заходит на кухню, надевает передник и встает возле раковины с грязной посудой. — Вот и проводили по-человечески, теперь никто и слова кривого не скажет.

Она все еще живет под страхом: «Что подумаю другие», но я, благодаря личной терапии, могу принять это.

Не смириться.

И не простить.

Оказалось, что принятие еще не означает прощения. С этим я могу жить дальше.

Но потребовалось куда больше времени, чем я предполагала вначале, чтобы найти равновесие внутри себя. Иногда я срывалась и бегала, как подстреленная, до изнеможения. Однажды Грант подарил мне беговую дорожку, чтобы не переживать, если вдруг мне приспичит бегать ночью.

О моих заслугах и достижениях знает только Адам. Он моя опора, поддержка и жилетка. Единственный друг, лучший любовник и моя настоящая вторая половинка.

Я так и не познакомила его с мамой. Может, это произойдет сегодня, когда он приедет за мной.

— Ну кто так ставит продукты в холодильник? — закончив с посудой, мама принимается перекладывать с полки на полку формы для выпечки, которые до этого туда поставила я.

В ее глазах я все делаю не так, и это не изменилось. Изменилось только мое восприятие. Хотя у меня все еще остались к ней вопросы. Много вопросов. Но вряд ли она когда-нибудь ответит.

— Какие планы дальше? Чем займешься, раз агентство Ланы теперь закрыто? Ты ведь уже думала о том, чтобы найти себе приличную работу?

Для мамы все просто. Надо всего лишь найти приличную в глазах других работу, а дальше жизнь наладится. Она говорила мне это по телефону еще в те дни, когда я только переехала вместе с Ланой в ЛА. Ничего не изменилось и теперь.

Окна нашей кухни по-прежнему выходят на улицу, по ту сторону которой все так же возвышается точная копия нашего дома. Не знаю, если Сэм по-прежнему живет там. Слава богу, на поминки, куда мама приглашала всех соседей, он не явился.

Этот дом — как финишная лента, которую я пересекла, оставив позади все желания, мечты и надежды. Теперь я пытаюсь заново их вспомнить. Понять, о чем я когда-то мечтала и чего вообще хотела в жизни, когда только заканчивала школу.

— Пока не знаю.

Мама закатывает глаза и выключает кран с водой. Это знак — меня ждет отповедь.

— Позволь мне дать тебе совет, хотя ты вряд ли станешь слушать…

Нотки ее тона слишком знакомые, слишком болезненные для меня, и я медленно, но верно соскальзываю в панику, как вдруг тишина за окном взрывается полицейскими сиренами. Слышен визг шин, и пустую улицу перед соседним домом вдруг заполняют десятки автомобилей.

— Что такое? Что происходит? — удивляется мама.

К дому высыпают полицейские в форме и люди в строгих темных костюмах.

Выхожу следом за мамой на улицу. Другие соседи, заинтересовавшись шумом, тоже подтягиваются. Толпа ахает, когда из дома выводят полуодетую девочку. Ее шатает, а ноги заплетаются.

— Ай, ай, ай! Какой скандал, — сокрушается мама, прижав руки к лицу. — Куда ты? — только и спрашивает она, когда я, при виде оживления возле двери, начинаю пятиться.

Слишком хорошо понимаю, кого из дома выведут следующим.

Прошедшие годы никак не изменили его. Сэм по-прежнему не похож на маньяка, от которого следует держать детей, как можно дальше. С заломленными полицией руками, Сэм выглядит скорее нелепо. При виде его бесцветной футболки, засаленных волос и удивленного, даже обиженного, как у ребенка, выражения лица, никогда не подумаешь, что полиция не ошиблась и зяла того, кого надо.

— Должно быть, это какая-то ошибка, — долетает до меня разговор соседей.

Не могу устоять на месте. Земля под моими ногами снова горит. Хочу сорваться и бежать, вниз по улице, мимо подстриженных лужаек, ухоженных домов и других вышедших на шум соседей. Они не поверят в это до последнего, даже когда ему предъявят обвинения.

«Мы и подумать не могли, что он на такое способен!»

Пячусь, как рак, и по неаккуратности налетаю на офицера полиции. Он ловит меня за руки, но те дрожат так сильно, что это не укрывается от его внимания.

— Не волнуйтесь, мэм, — козыряет он мне. — Должно быть, у вас тоже есть дети? Он больше не сможет никому навредить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Но как… Как вы узнали, что он вообще способен на это?

Кому вы поверили, хочется спросить. Кто все-таки рассказал вам об этом или на чем, после стольких лет, прокололся Сэм?

— Один мужчина дал показания, мэм, — с серьезным лицом отвечает офицер. — Его любимая девушка пострадала, а преступнику все сошло с рук. Теперь она никому не доверяет и больше не может быть счастливой.

Мои глаза вот-вот вывалятся из орбит.

— И вы поверили этому мужчине?