Купи меня

— Врезала ему по яйцам прямо в зале суда. Три раза. Как следует. Он потом выл и катался по полу, держась за пах, и из глаз лились настоящие крокодильи слезы. Вот что я сделала. И ты обязательно сделаешь. Когда-нибудь.

Вру.

Бессовестно вру, потому что ей еще рано знать, что даже родная мать может не поверить, когда ты решишься рассказать. И что в слова насильника будут верить абсолютно все, а тебе — поверит только такая же испорченная тетя, которую мать даже на порог дома не пускала. А после тебя тоже вышвырнут из дома за то, что оболгала такого хорошего человека, и тетя будет единственной, кто приютит тебя и не позволит перерезать вены в первый же вечер.

— Обязательно врежешь, Аннет, и как следует.

Смотрит на меня во все глаза и верит. Каждому сказанному слову. Теперь у нее появилась надежда и цель. А раз так, то и жить дальше будет легче.

— А ну отпусти мою сестру! — раздается над нашими головами.

Багровый Дональд сам вырывает руку Аннет из моей ладони, закрывает ее от меня, как будто я приставила к ее животу пистолет и угрожала жизни ее будущему ребенку.

— Такая, как ты, даже не имеет права ее касаться! Пошла вон! Тебе тут не рады!

Вот так новость.

Медленно поднимаюсь из-за стола.

— Дональд, так нельзя! — пытается вставить хоть слово его сестра, но одного взгляда достаточно, чтобы она замолчала.

Лучше бы ты так за сестрой раньше смотрел, Дональд.

Иду к дверям, оставляя Милтона где-то в зале одного. Не маленький. А если будут обижать, он справится. Взрослым мужчинам переживать особо не о чем.

Спускаются по лестнице в холл, где проходил бранч. Прохожу мимо официантов и уборщиков, которые убирают скатерти и остатки посуды.

Иду медленно. Аккуратно. Словно боюсь расплескать какое-то странное, новое чувство. Хрупкое, как первая снежинка. Острое, как шоколад с перцем. Умиротворяющее, как штиль в полдень.

Запястье обжигает прикосновением чьей-то ладони, и я замираю.

— Пошли все вон, — тихо приказывает Грант.

Миг — и весь обслуживающий персонал сдувает словно ветром. Через секунду Грант становится на шаг ближе. Вжимает меня спиной в свою грудь, выбивая из меня остатки воздуха.

Его пальцы скользят вверх по моей руке, к плечу, шее.

Он запускает руку в собранные на затылке волосы и тянет, немного тянет на себя, заставляя меня запрокинуть голову еще сильнее. Губы обжигают щеку, а его частое прерывистое дыхание оглушает.

Он делает глубокий вздох и стонет.

— Не могу… Не могу без тебя…

— Адам…

— Да, ты имеешь полное право меня ненавидеть, а я опять не с того начал. Прости, что ушел. Прости, что уехал, ничего не объяснив… Это была Аннет. И она моя невеста, но она сестра Дональда, и я не хотел жениться на ней, но он настоял, а теперь… Теперь все стало так сложно… Раньше я позволял Дону управлять и нашими финансами и своей жизнью. Полностью. Меня это устраивало, но я так больше не хочу, так я ему и сказал. Жизнь у меня одна. И ты у меня одна. Я больше не могу без тебя, Жаклин. Не хочу и не буду смотреть, как тебя опять уводят другие мужчины. Не хочу, чтобы они касались тебя. Надо будет, я куплю тебя. Каждый твой день. Навсегда. Хотя вряд ли мне хватит денег, но плевать, это неважно. Я найду… Займу. Справлюсь.

Он переводит дух и снова проводит носом по моей шее, будто наслаждаясь каждым вдохом.

— Просто ты должна знать, что сейчас я пойду и разорву помолвку, а потом Штайн уничтожит мой бизнес, но мне плевать. Плевать на все, Джеки… Я уже потерял тебя на пять лет и больше не хочу повторять эту ошибку. Не хочу терять тебя снова.

Горячее дыхание и скользящие движения губ по моей щеке. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. А еще слишком много вопросов, но мозг вычленяет главное, потому что разговор с Аннет всколыхнул прошлое. Вытряхнул из недр памяти скелетов, сдувая с них пыль.

Дыхание сбивается.

Резко разворачиваюсь и смотрю на мужчину перед собой.

Адам обнимает меня за талию. Снова смотрит тем взглядом, как в особняке. Или как той ночью. Пристально, внимательно, а на дне синих глаз, как и у Аннет, отголоски какой-то давней обиды.

Она горела в его глазах в нашу первую встречу. Это чувство я приняла за ненависть, но оно ею не было.

— Пять лет? — спрашиваю хрипло. — Ты говорил, что видел меня, но пять лет назад? Это ведь много… Это…

— Это был один-единственный раз, — отзывается Грант. — И ты меня даже не запомнила.

— И я сказала тебе?…

— «Купи меня».

Закрываю глаза, позволяя хлынуть слезам. Грант пальцем вытирает слезы.

— Я понимаю, что это твой выбор так жить, но я…

Касаюсь пальцем его губ и легко качаю головой.

— Так жить — не было моим выбором, Адам. Никого не волновало, чего я хочу и как.

Как Аннет не спросили. Так и меня никто и никогда не спрашивал, хочу ли я этого. Только уточняли, больно ли мне? Боль была целью. Слишком мало — было недостаточно.

«Тебе больно? Хорошо».