Так мы и шли некоторое время по улице, идущей от станции, покуда Богдан не огляделся и не сказал:
Не найдя здесь хотя бы фастфуда,
Кока-колы не выпив стакан,
За «Мак-Дональдс» продам, как Иуда,
Свой последний и ржавый наган.
И тут я засмеялась от души, потому как мне было не просто весело, мне было – радостно. Я трудно представляла себе, как по-дурацки, как по-детски выгляжу в этой ситуации, но мне было всё равно. Я чувствовала, что меня просто прёт и потому смеётся как-то само собой. Все напряжение и вся неловкость, что были внутри меня еще с минуту назад, испарились, будто бы их и не было.
И я успокоилась. Успокоилась из-за того, что рядом с Богданом я вдруг чувствовала себя так уютно, спокойно и безопасно, что напрочь перестала дергаться и тревожиться. Время вдруг внезапно останавливалось, не хотелось никуда спешить, не хотелось ничего делать, а только быть рядом с ним. Та непринужденность, с которой он разговаривал, заставляла меня безгранично ему верить.
Видя, что я перестала быть напряженной и что мне весело, он улыбнулся.
Я была прямо в нокауте.
Говорят, что у боксеров от нокаутов развивается деменция, то есть, попросту говоря, слабоумие. Я думаю, что это чистой воды правда, потому как у меня от его присутствия точно слабоумие развилось. Ни о чем не могла думать, никаких мыслительных процессов у меня не стало. Напрочь исчезли. Правильно говорят, что умные люди от любви глупеют. Хотя какая я умная… так, считала себя такой, но кто из людей таковыми себя не считает…
Я постаралась ничем себя не выдать. И только внутри всю меня лихорадочно трясло от волнения. Впрочем, я, наверное, была тогда слишком чувствительная… Да и только ли тогда…
Чуть отправившись от нокаута, я вдруг поняла, что Богдан и есть то самое полное исцеление от пустоты прежней жизни и спасительное крушение моего опостылевшего мне мира, что он – тот, о котором я молила небеса, тот, кого я вымечтала у судьбы.
Спустя некоторое время мы зашли с ним в уютное кафе и сели за свободный столик у окна.
– У меня есть деньги, я сама заплачу, – сказала я, доставая кошелек.
– В следующий раз, возможно, но только не сейчас, – произнес Богдан и позвал официанта.
Вскоре перед нами уже были мисочки с суши, палочки и напитки.
– Ты не предлагаешь даме выпить чего-нибудь покрепче? – поинтересовалась я, внимательно ожидая ответа.
– Нет, – спокойно произнес Богдан. – Я не хочу одурманивать себя алкоголем.
– Ты трезвенник?
– Сейчас – да.
– А не сейчас?
Богдан ушел от ответа, раскрыл свою бумажку с завернутыми палочками, вытащил их оттуда и спросил:
– Умеешь этим пользоваться?
– Нет, – чуть смутилась я.
– Все очень просто, – сказал Богдан и ловко подцепил кусочек из миски. – Вот так берешь и ешь. Очень просто. Раз – и готово! – он снова ловко взял палочками кусок рыбы.
Я тоже попробовала также сделать, но куски все время соскакивали и падали обратно.
– Не получается, – сказала я растерянно.
– Нет, ты не так делаешь, смотри, – Богдан снова подцепил кусочек из миски. – Нижняя палочка сидит себе спокойно, а к ней приходит в гости верхняя. Ты ею будешь двигать и все брать. Это как челюсти. Попробуй еще раз. У тебя получится. Смотри, как я делаю, и повторяй за мной.
Я снова попробовала пользоваться палочками, но у меня опять ничего не получилось. С палочек все падало, и я не могла ничего толком ими удержать. Богдан с едва уловимой улыбкой смотрел на мои мучения, а потом мягко сказал:
– Нет, не так. Давай я тебе покажу.
Он взял сначала одну палочку и показал, как ее держать, говоря:
– Вот видишь, это очень просто. Держишь ее как карандаш. Вот так. Тремя пальцами. Большим, указательным и средним. Ее можно двигать вверх-вниз, вверх-вниз. А можно и не двигать. Это верхняя палочка.
– А нижняя?
– А нижнюю надо брать вот так. Смотри. Зажимаешь ее между большим пальцем и ладонью. И вот этими пальцем поддерживаешь.
В общем, я быстро научилась.
А потом мы ели суши и разговаривали.
– Ты, наверное, счастливый, – сказала я.
– Почему?
– Потому что барышни на таких, как ты, всегда гроздьями вешаются.
– А ты распрями спину, выстави все, что у тебя там под майкой есть навстречу миру и тоже будешь счастливой.
– Ерунда все это! Вот, посмотри, это разве красиво? – я протянула перед Богданом свои худые руки.
– Знаешь, Любаша, какой у меня девиз жизни: Успокойся, Богдан, ты – супер!!!
– Да уж, чего тебе думать об этом, когда и без того все видно.
– Что, выгляжу хорошо?
Я молча закивала утвердительно головой.
– А ты посмотри, каким я был всего несколько лет назад, – Богдан вытащил фотографию какого-то юнца с прыщавой мордой и произнес: – Тогда я тоже говорил себе – я урод, я ненавижу себя, у меня прыщи, у меня большой нос, короткие ресницы, кривые ноги и из-за этого никто не хочет со мной дружить. Вот так и ты. Хочешь навек остаться дурнушкой – оставайся. А не хочешь – тогда будь уверенной в себе.
– Прикажешь мне сидеть и ждать? – усмехнулась я, возвращая фотографии Богдану. – Ты прямо как мои покойные предки: «Надо думать о будущем, надо думать о будущем». А я не хочу думать о каком-то там будущем, я хочу жить сегодня!