Купидон с жареным луком

– Ребенок? – повторила я, вспоминая, что говорила на этот счет всезнающая тетка Вера. – Мальчик Тишка, Тихон. Кажется, его забрала сестра Людмилы.

– Ищи ее теперь, ту сестру, – вздохнул Соколов. – Я ж ее знать не знаю, в глаза не видел…

– Зато я видела, – оживилась я. Мне почему-то очень захотелось помочь этому грустному мужику. – Я же у нее дом покупала! И в договоре купли-продажи есть ее паспортные данные.

– Где договор?! – Андрей Петрович вскочил.

Я развела руками:

– Я его с собой не ношу, разумеется! Где-то дома, в Пеструхине. Или в городской квартире, я точно не помню. Но поищу, обещаю вам.

– Поищите, пожалуйста. – Соколов снова сел.

Глядя в сторону, мимо меня, он побарабанил пальцами по столу. Я обратила внимание, что пальцы у него длинные, нервные. Ну да, он же художник!

– А что вы рисуете, то есть пишете? – Я решила сменить тему, потому что разговор о Маньке, Тишке, Людке и ее сестре, имени которой я не помнила, моего собеседника явно расстраивал. А мне нравилось, как он улыбается – тонко, иронично, чуть прищуривая красивые серые глаза.

– Что пишу? – Соколов как будто удивился. – Нет, я по дереву режу. В последнее время все больше утилитарные вещи – мебель, шахматные фигуры, игрушки в народном стиле…

Я догадалась, что впечатлившую меня психотропную свистульку смастерил мой собеседник, снова вытащила этот микрошедевр деревянного зодчества из сумки и положила на стол:

– Вот… Возьмите, это же ваше.

– Да на что она мне? – досадливо отмахнулся Андрей Петрович. – Я ж мальцу ее нес, другого-то ничего не было, а хотелось хоть с каким-то подарком… Теперь-то я ему что угодно куплю – велосипед там, мячики, кубики, это… как его… Лего! Во что там нынче пацанята играют?

– Не знаю, у меня детей нет, – зачем-то призналась я.

– Я тоже так думал, – хмыкнул Соколов.

– То есть?

Шарики-ролики в моей голове забегали, закрутились. Я сообразила:

– Манькин ребенок – ваш сын?!

Андрей Петрович пожал плечами:

– Она так сказала, вернее, написала мне. Мы же больше не виделись… Я даже не знал, что она умерла.

– Соболезную, – неловко сказала я.

Соколов так же неловко кивнул. Мы опять помолчали, теперь уже над пустыми кружками.

Потом я встала:

– Извините меня за вторжение, не буду отнимать у вас время…

Получилось очень чопорно и глупо. Я осознала это, покраснела и заторопилась:

– Пойду уже, мне пора, до свиданья, приятно было познакомиться…

Это уж вышло вовсе по-идиотски, и Андрей Петрович иронично улыбнулся. Таким он мне нравился.

– Я обязательно найду и сообщу вам паспортные данные родственницы Людмилы, – пообещала я, ретируясь в прихожую. – Дадите мне свой телефон?

– У меня его пока нет, не успел купить. Оставьте вы мне свой номер. – Соколов погремел в кухне выдвижными ящиками и явился в прихожую с карандашом и блокнотом. – Диктуйте, я записываю.

Я продиктовала ему свой телефонный номер и стала обуваться. Некстати обнаружив, что один шнурок развязался, я присела и слегка подрагивающими руками стала затягивать кривой бантик.

Невольно отметив, что пол безобразно грязный, я ляпнула, не подумав:

– Может, помочь вам с уборкой? Если дадите мне швабру…

– Вам? Швабру?! – Андрей Петрович уже не улыбался, а откровенно ржал. Он всплеснул руками в комическом ужасе: – Второй раз я этого не переживу!

– Извините, – пробормотала я и потупилась.

Лицо мое при этом оказалось очень близко к полу, и я отчетливо увидела на плотном бархате пыли под скамейкой-обувницей прерывистую ниточку следов: как будто там какое-то насекомое проползло. Я вздрогнула от отвращения и увидела, что след заканчивается чем-то вроде крупного рисового зерна. Что это, куколка насекомого? Или яйцо особо крупного таракана?

Я заглянула глубже под лавочку и увидела в девственной пыли второй тонкий след и еще одно «тараканье яйцо». Машинально потрогав его, я беззвучно ахнула и спрятала в кулаке. В пыли под лавочкой в прихожей приличного человека Андрея Петровича Соколова лежали жемчужины.

Во дворе пятиэтажной «хрущобы» я села на ту же лавочку, где разговаривала с нарядной бабкой Зоей Тимофеевной. Меня потряхивало и сердце колотилось, как будто я только что сунула столовую вилку в розетку – был у меня в детстве такой незабываемый опыт. Как я тогда не померла, не знаю, но от вилки только часть костяной ручки осталась, да еще черное пятно на паркете…

Нервно вздрагивая, я втянула голову в плечи, сунула руки в карманы и сидела, незряче глядя перед собой. Со стороны, наверное, я выглядела как замерзающий голубь – весь взъерошенный, с остановившимся взглядом.

Но перламутровое зерно жгло мне ладонь. Я вытянула руку из кармана, разжала кулак и рассмотрела жемчужину. Явно натуральная, округлая, светло-розовая, с дырочками.

Я положила ее в кошелек, в хронически пустующее отделение для мелочи – она у меня редко бывает, я обычно карточкой расплачиваюсь, – и достала из другого кармана мобильник.

Я набрала номер Митяя – он не ответил. Позвонила на мобильный Лизке – аппарат вызываемого абонента находился вне сети, поэтому я звякнула на домашний телефон подруги.