– Вот именно. – Я кивнула. – Как раз Семен и познакомил Андрея с Маней. Обидно, да? – Я снова посмотрела на соседа, но он как будто закаменел и не отреагировал. – Маня закрутила с художником, а Семен отчаянно ревновал и решил избавиться от соперника. Он отлично придумал: украл икону из часовни, подбросил ее Соколову, и того посадили за кражу.
– Что? – ожил Митяй. – Сема, правда, что ли?
Буряков безмолвствовал.
– Правда, правда, – ответила я за него. – Художнику дали два года, и Маня осталась одна, но Семена к себе не приблизила. А вскоре выяснилось, что она беременна, и тут Семен и сам раздумал на ней жениться.
– На что мне баба с чужим ребенком? – буркнул сосед.
Лизка укоризненно поцокала, Митяй и бабка промолчали. Я продолжила:
– Родился мальчик, и Маня сообщила об этом его отцу – я думаю, они с Андреем переписывались. А потом Маня заболела, умерла, ее тетка продала дом и увезла ребенка, но обо всем этом Соколов уже не знал. Писем-то больше не было…
Лизка ахнула:
– Как в кино!
– Даже интереснее, – сказала я. – И вот Соколов отсидел свои два года, вышел на волю и первым делом рванул сюда, в Пеструхино. К любимой женщине и своему сыну!
– А вместо них его встретила наша Ляся со своей шваброй! – узнал знакомый сюжет Митяй.
– Ах, если бы только Ляся! – вздохнула я. – Андрея заметил Семен, узнал, и… тут я только примерно представляю, как все было… увидев, как соперник, его заклятый враг нагло топает по огороду, Семен, обуреваемый ревностью, ненавистью, злостью – не знаю, чем еще, – решил его добить, а заодно решить наконец вопрос с шишаком, который ему уже очень давно хотелось продать, да бабушка не позволяла.
– То есть это ты свистнул бабкин шишак, а свалил на Андрюху? – Митяй посмотрел на друга и сокрушенно покачал головой. – Ну, Сема… Не ожидал я от тебя…
– Я и сам не ожидал, – глухо сказал сосед. – Как увидел его, Андрюху этого, будто потемнело у меня в голове. Вроде только что у окна стоял, вглядывался, что за хмырь по огороду чешет, как по бульвару, и вот уже несу короб с шишаком под курткой, как вор… Вор и есть, ваша правда.
– Вообще-то вам ничто не мешало, осознав содеянное, вернуть шишак на место! – назидательно сказала Лизка. – Бабушка ваша этого даже не заметила бы, она ведь и не знала, что шишак пропал. А полиции можно было сказать, что старушка беспамятная сама коробку с убором в другое место переложила, а вы ее искали-искали и нашли.
– А деньги? – возразила я подруге. – Семену деньги нужны были. На благое, кстати, дело – лечение бабушки. Ну, и на разные другие надобности – двух миллионов-то много на что хватит…
– А Епифанов нам говорил, что шишак Евдокии Буряковой стоит три миллиона, – припомнила Лизка.
Она дружит с цифрами, ее не проведешь.
– Так три миллиона – это если шишак не ворованный, – объяснил ей Митяй.
– Эх, Сема, Сема, – начала старуха.
– Погодите, это еще не все, – остановила ее я. – Семен еще кое-что гадкое сделал. Он съездил в город и подбросил Соколову пару бусин с жемчужного шишака. Вы их в замочную скважину пропихнули, я правильно понимаю? – обратилась я к соседу.
Он не ответил. Я решила, что молчание – знак согласия, и продолжила:
– Семена, кстати, под дверью квартиры Андрея старушка-соседка увидела, запомнила и описала как неприметного бородатого мужика. А я-то знала, что Семен уже побрился – он еще до визита под дверь к Соколову успел показаться безбородым и мне, и Митяю. Я только сегодня поняла, что он использовал фальшивую бороду – ту, накладную, в которой когда-то Толстого играл…
– Но я, прошу заметить, жемчуг Андрюхе подбросил, а ментам его сдавать не стал! – перебил меня сосед.
– Не ментам, а полицейским, – поправил Митяй.
– А чего ж не стали? Передумали? – полюбопытствовала Лизка.
– Ну, типа опомнился, – буркнул Семен. – Подумал – зачем это я? Мани нет, ее не вернешь, Андрюхе я и так уже отомстил, он два года отсидел, чего еще? Хватит, пожалуй.
– Или вы так захлопотались с нелегальной продажей шишака, что просто позабыли настучать на Андрея, – предположила я.
И тут же была наказана за злословие и язвительность – Митяй ехидно заметил:
– Но нашелся тот, кто сдал беднягу Соколова и без Семена, да, Лясь? Вернее, не тот, а та.
Я осеклась и покраснела. Вот правильно говорят: не судите – и не судимы будете!
Лизка, верная подруга, поглядев на меня с жалостью, открыла и снова закрыла рот. Хотела, видимо, что-то сказать, чтобы отвлечь от меня внимание, но не нашлась… А, нет, нашлась!
– Слушайте, я вот не поняла, как так вышло, что все найденные жемчужины оказались не природными, а культивированными, с ядрышками?
– Чего? – удивился Семен и непонимающе захлопал глазами.
– Откуда они были, те неправильные жемчужины, если не из шишака? – уточнила свой вопрос подруга и тоже взвихрила воздух ресницами.
Тут вдруг снова затряслась, как отбойный молоток, притихшая было баба Дуся. Ей опять предложили водички, и она снова отказалась и поманила узловатым пальцем внука, а когда он подался к ней, спросила:
– А помнишь, Сема, Ольку, мою двоюродную внучку, младшенькую Ирки, сестры моей?