Купидон с жареным луком

Я быстро переворошила тряпье, убедилась, что ни целого шишака, ни отдельных бусин в коробке нет, и затолкала картонный куб на прежнее место в нижнем ряду. Вернув на место линейку и тетрадку, я отступила к порогу и внимательно осмотрелась, проверяя, все ли так, как было на момент моего вторжения.

Решив, что ничем не нарушила заведенный Семеном порядок, я выключила свет, приоткрыла дверь, выглянула в щелочку и, никого поблизости не увидев, выскользнула из сарая. Я быстро переместилась на свою территорию – за угол собственной сараюшки, отдышалась и уже спокойным шагом, без спешки, пошла к дому. А про таз с бельем совсем забыла, пришлось за ним возвращаться уже с крыльца. Нет, все же идеальный порядок – это не моё.

Лизка приехала, когда мы с Шурой собирались полдничать домашним творогом со сметаной. Первым делом подруга бесцеремонно отняла у меня миску, попробовала несладкий творог и потребовала меду или варенья. Я предложила ей своего фирменного – яблочного с портвейном и осталась довольна произведенным впечатлением.

– А тебе идет на пользу деревенская жизнь, – приятно удивилась подруга. – Хозяюшкой становишься! Еще чуть-чуть домовитости – и можно будет тебя замуж отдавать.

– Замужество меня слабо волнует, – отговорилась я.

– А что тебя волнует сильно? – спросила проницательная Лизка. – Я же вижу, ты чем-то здорово озабочена. В чем дело, признавайся?

– В пропавшем шишаке, – призналась я. – Все думаю, думаю…

– И что надумала? – Подруга облизала ложку и взмахнула ею, как жезлом, повелевая мне говорить.

Я поделилась с ней своими соображениями, рассказала о встрече с галерейщиком и вылазке в чужой сарай.

– По-моему, кое-что не сходится, – внимательно выслушав меня, заявила Лизка. – Ты говоришь, что Буряков фанат порядка, у него все по полочкам. Тогда почему же запись в тетрадке есть, а жемчуга в коробке нет?

– Потому что Семен совсем недолго держал шишак в сарае? – предположила я. – Думаю, он уже отдал его покупателю.

– Тогда он должен был вычеркнуть строчку про старый жемчуг, когда забрал шишак из коробки. Иначе какой же это порядок? Запись есть, а вещи нет, – рассудила подруга. – А что там было-то, напомни, в той коробке?

– Накладная борода, портки и блуза.

– Что за блузка? – Портки и борода любительницу винтажных нарядов не заинтересовали.

– Не блузка, а блуза, – поправила я. – Просторная такая, мужская, кажется, сатиновая. С косым воротом и вереницей пуговок по нему.

– А пуговки не перламутровые? – уточнила Лизка. – Если перламутровые, то «старый жемчуг» – это могло относиться к ним.

Я напрягла память:

– Кажется, нет… Точно, не перламутровые – костяные, плоские, с двумя дырочками.

– Простенько, скромненько, – оценила подруга.

Эти ее слова царапнули мой мозг. Что-то в нем шевельнулось…

– А обуви там никакой, в коробке, не было? Только одежда и борода? – не отставала Лизка. – Очень странно, какой-то старорежимный наряд для босоногого старца… Кстати, о нарядах, – я купила новое платье! Надену его сегодня вечером, а сейчас пойду ванну приму, если позволишь…

– Конечно. – Я не вникала в болтовню подружки, прислушиваясь к скрипу в своей черепной коробке.

Шарики и ролики в ней крутились, с натугой вытягивая на свет божий какую-то значительную мысль. Простота и скромность, босые ноги, борода, порты и подпоясанная блуза, которые когда-то называли толстовками… Ой, е-мое!

Я охлопала свои карманы, торопясь найти мобильник. Сообразила, что не знаю номера, по которому хочу позвонить, и покричала подружке, успевшей ретироваться из кухни:

– Лиза, у тебя есть телефон Епифанова?!

– Киномеханика и завклубом, два в одном? Возьми у меня в сумке мобильник и посмотри в списке контактов! – ответила подружка под шум ударившей в ванну водяной струи.

Через пару секунд она заглянула ко мне в кухню – не справилась с любопытством:

– А зачем тебе Епифанов?

Я, уже набирая номер, сделала ей знак замолчать.

– Виктор Игнатьевич, здравствуйте, это Алиса Юрьевна Пеструхина. Мы к вам с моей подругой Лизаветой Николавной недавно в гости заходили…

– Здравствуйте, здравствуйте, дорогая Алиса Юрьевна, рад вас слышать, очень рад! – бодро отозвался Епифанов под размеренное шуршание, не позволяющее догадаться, чем он сейчас занимается. Возможно, творит очередную стенгазету? Теперь уже к дню рождения Льва Николаевича…

– Виктор Игнатьевич, у меня к вам один вопросик, я коротенько: мне сказали, при клубе театральная студия есть?

– Была, – завклубом вздохнул. – Была у нас студия. Прекрасная театральная студия имени Прасковьи Жемчуговой…

– Теперь мне все ясно! – сказала я, боюсь, нисколько не прояснив ситуацию для товарища Епифанова. – И в этой студии Семен Буряков играл Льва Толстого, да?

– Было, было такое…

– Спасибо, Виктор Игнатьевич, вы мне очень помогли! – Я положила трубку и посмотрела на полуголую Лизку, переминающуюся на пороге кухни. – Ну, что ты здесь топчешься? Иди уже в ванну. Слышала – бабкин жемчужный шишак вообще ни при чем. «Жемчуг. ст.» – это «студия имени Жемчуговой», театральный кружок, где Семен Буряков когда-то играл Льва Толстого. Эх, такая версия рухнула…