Купить зимнее время в Цфате (сборник)

И Эдна не была бы здесь, если бы не тот же крепкий парень в шортах под белым халатом, в сандалиях, громко стучащих во время ходьбы. По его походке можно было предположить, что время в его руках, и он идет в этом желтом свете, который лежит на всем, исключая центральный вход. Медбрат входит и выходит из него, явно не оценивая каждый свой шаг в сотни шекелей, накапливающихся на счету его семьи, которой принадлежит это место, а направляется без всякой задней мысли к трем детям, играющим в мяч. Высокий подросток с кривой шее, теряющий мяч каждый раз, когда ему швыряют, к радости толстенькой своей сестрички, кричащей: «Снова проиграл, снова потерял очко», и малышки в праздничном платьице, болеющей за старшую и низким голосом ведущей счет. Они приехали к деду, который сидит, и ест, и запах нечистот идет от его шорт цвета хаки, несмотря на предохранительную прокладку под ними. И толстые пальцы его ног в синих сандалиях недвижны под столом, как и его лицо над столом, и трудно вообще понять, вкусна ли ему пища или это просто механическое жевание. Если бы ты не знал, что это внуки пришли проведать деда, в голове могла бы возникнуть мысль, что и дети принадлежат этому месту, как часть его наследия, и будут продолжать игру и после того, как жена старика и дочь, низкорослые и плотные, как и он, встанут и пойдут с ним вдоль двора, туда и обратно, под солнцем, не обращая внимания на ужасный запах, идущий от него, или делая вид, что не обращают внимания, пока не истечет, по их мнению, время визита, и соберут они все в синюю порванную сумку, и кликнут детей визгливыми грудными голосами, и спустятся все вместе по песчаному склону к южным воротам. И когда услышит сестра их голоса по аппарату связи, прикрепленному к воротам, откроет их, и две женщины с тремя детьми исчезнут, как и не были.

Все это не беспокоило Эдну, ибо вкусный обед, завернутый в алюминиевую фольгу, положенный в одноразовые тарелки, извлеченный из корзины, принесенной близкими, стоял перед ней. И она осторожно снимала фольгу пальцами, которые стали такими тонкими после операции, что суставы их белели под коричневой кожей. Снимала, и пробовала понемногу, чавкая беззубым ртом, бормоча что-то ругательное каждый раз, когда мяч падал недалеко от нее, непонятно кому обращенное, подростку с кривой шеей, из рук которого снова выпал мяч, мухам, надоедливо носящимся вокруг нее, взлетающим и садящимся с той же медлительностью, которая присуща всему этому месту, не боящимся слабых костлявых рук, не имеющим сил их прихлопнуть, трясущихся над бумагой, чтобы снять ее с избранной ею тарелки или запахивающих халат над обрубками ног. Она рассказывала, как плакала по телефону, когда звонила им, не появившимся во время, уже было полтретьего, а в трубке лишь был слышен равнодушный голос автоответчика. Прекрасно, что они приехали, но еще больше, чем вкусная еда, которую она может сосать деснами, важны для нее привезенные ей сто шекелей. Еще немного, когда она кончит, есть, они уйдут, и ее вернут в комнату, она будет сидеть и ждать солнца, которое взойдет со стороны степи и ударит в ее матрац. И так она будет сидеть, пока соседка по комнате старуха Берта перестанет пускать слюну, склонит голову набок и задремлет. Тогда Эдна вложит деньги, купюру в пятьдесят, две по двадцать и одну в десять в щель между досками кровати. «Холера на его голову, Авраама. Половину денег забирает, собака». Могла бы она двигаться, сама бы покупала всё, и материалы самые лучшие, более водостойкие, которые и спасут ее отсюда.

Нет. Ее не обманут, ни Авраам, ни жестокая сушь, хамсин. Даже сейчас, в солнечный полдень, в самый разгар дня она знает, что еще немного, совсем немного, придет мгла, и фонари на узких округлых шеях, которые стоят по углам зданий, словно без голов и почти не видны в полдневном свете, вспыхнут в ночи. Ибо ей ясно, как только солнце уйдет с полей и крыш зданий, и жара пойдет на убыль, как пар, пресмыкаясь перед тьмою, охлаждаясь, именно тогда, только тогда можно лучше ощутить начало бурь. Которые еще придут. Еще немного, и они все сметут ужасной своей силой. Капли воды, огромные, как ведра, падут с неба, и потоки коричневой и серой грязи вырвутся со всех сторон, поднимутся выше водонапорной башни. А за нею – воды, которые смоют грязь, болото, сотрут всё, и эти здания, и всех, проживающих в них.